Поэты «Искры». Том 2

Минаев Дмитрий Дмитриевич

398–399. ДРАМАТИЧЕСКИЕ СЦЕНЫ ПО ПОВОДУ ВЫХОДА «СОВРЕМЕННИКА»

1. В МОСКВЕ

^{Магазин Базунова. Два «благонамеренных».}

1-й благонамеренный

Кто сей толстый, Базунова Запрудивший магазин?

2-й благонамеренный

Это он явился снова, Нигилизма ярый сын!

1-й благонамеренный

Что ж, воздержанный начальством, Стал ли нынче он смирней?

2-й благонамеренный

Нет, увы, с былым нахальством Всё шипит, шипит, как змей!

1-й благонамеренный

Что ж, великого Каткова, Заслужившего

хвалу, Он…

2-й благонамеренный

Отделывает снова, Изрыгнув Москве хулу!

1-й благонамеренный

Что ж, исполнен прежней блажи, Отвергает дерзко он Даже?..

2-й благонамеренный

Ну, ему все «даже» — Бред, сумбур, мечтанья, сон!

1-й благонамеренный

Что ж, ужель опять скандалы Он пускает, как пускал?

2-й благонамеренный

(махнув рукой) Что тут! все как есть журналы Поголовно обругал!

1-й благонамеренный

Что ж, ужель опять «мальчишки» В нем найдут себе притон?

2-й благонамеренный

Да уж в этой первой книжке Им хвалы слагает он!

1-й благонамеренный

Что ж, ужель раздастся снова Возмутительный «Свисток»?

2-й благонамеренный

Да, сей бич всего святого В надлежащий выйдет срок!

Оба вместе

(с ужасом) О, бежим от Базунова: Нас враждебный гонит рок!

2. В ПЕТЕРБУРГЕ

^{Невский проспект. Сходятся: М. Достоевский, Громека и Краевский; у каждого «Современник».}

Достоевский

Появился!

Громека

Вот он!

Краевский

Эка Толщина-то, толщина!

Громека

Да… а кто ж, как не Громека, Разрешению вина? В прошлой «хронике» я смело Стал начальству объяснять, Что теперь пора приспела Нигилистам волю дать.

Достоевский

(язвительно) Ну, почтеннейший мой, смею Объяснить вам, на свою Написали вы на шею Эту мудрую статью! Вот уж с ними солидарность Вы иметь бы не должны: Посмотрите, в благодарность Что вам пишут «свистуны». (Показывает ему какую-то статью.)

Громека

Что? невежда я и школьник?! (Громовым голосом.) Ну так слушай, Невский град: «Современник» есть крамольник! Нигилизм — ужасный яд!

Достоевский

(Краевскому) А меня на «почве» милой Оскандалили!

Краевский

(меланхолически) Грущу…

Достоевский

Ну, да я сберуся с силой: Купно с Федором отмщу Иль Косицу напущу!

Голоса благонамеренных из атмосферы

Сей журнал — исчадье мрака! В нем хозяин — сатана!

Краевский

Так, друзья мои; однако Толщина-то, толщина! 1863

400. ПОСЛЕ ПЕРВОГО ЧТЕНИЯ г. ЮРКЕВИЧА ПО «ФИЛОСОФИИ»

Грянул гром не из тучи…

Ах я грешник окаянный! Я себя в восторге чистом До сегодняшнего полдня Называл матерьялистом. Был

я к Бюхнеру привязан, Покоряясь общей моде, И читал его девицам В запрещенном переводе. Наводил на дам московских Больше, чем все черти, страха, Проповедуя идеи Молешотта, Фейербаха! Но ко мне внезапно в душу Благодать сошла господня: Мне Юркевич многоумный Свет ее открыл сегодня. Доказал он мне — о небо, Я предвидеть это мог ли! — Психологии незнанье В обожаемом мной Бокле! Горько плачь, несчастный Бюхнер, Достодолжную острастку Обещает дать тебе он, Сняв с твоей системы маску! Для девиц и дам московских Ты не будешь страшной тенью, Не привьешься гнойной язвой К молодому поколенью! Вот тебе пример: навеки Я прощаюся с тобою, Породнил меня Юркевич С философией иною; Почитать я буду старших, Полон к ним благоговенья, И в великий пост намерен Справить ровно два говенья! 1863

401. ГЛАВЫ ИЗ «БЛАГОНАМЕРЕННОЙ ПОЭМЫ»

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

Слава нам! В поганой луже Мы давно стоим, И чем далее, тем хуже Мы себя грязним! Конрад Лилиеншвагер

3

«Велика и обильна родная земля» — Мы читали из школьных тетрадок; «Но порядка в ней нет» — прибавлялось; теперь Положительно есть и порядок. Не угодно ль взглянуть — поразительный вид: Вот народ в шестьдесят миллионов, Что в любви и примерном согласьи живет Под эгидою мудрых законов. Всем известно, на праве основан закон… Как бы здесь мне хотелося здраво Бросить взгляд на идею, значенье и цель Высоко мною чтимого права. Изъяснил бы весьма юридически я, Что спасительна порка для вора, Как толкуют Капустин, Чичерин Борис И юристов немецкая свора. Но боюсь от предмета отвлечься… К тому ж И «причин независящих» бездной Руководствуюсь я… Так не лучше ль опять Возвратиться к отчизне любезной? Мы сказали, порядок у нас и во всем Равновесие сил разнородных: В низших классах наивная честность, зато Есть лукавство рабов в просвещенных. Все сословья концерт у нас общий дают; Что за звуки! разлив их так ровен, Так приятно согласен! В гармонии нам Уступают Моцарт и Бетговен!.. Это точно, была роковая пора, Взволновались однажды мы очень, В оны дни, как солидные лица свои Удостоивать стали пощечин. Жажда плюх, как известно, пришла из Москвы: Там, великих начал провозвестник, Первый начал валять по ланитам себя Джентельмен раздражительный «Вестник». Мудрый Кокорев в такт ему вдруг заушил Тучный лик свой, и вслед им Погодин Энергично взялся за ланиты свои, Находя, что сей акт благороден. Петербургу понравилось это; и мы Года два перед взором Европы Колотили себя и в то время нашли, Что не надо и розог!.. (Говорят — не ручаюсь за верность молвы, — Что в те бурные дни из аптеки Для целения арнику больше всего Отпускалось Степану Громеке.) Воспевали поэты в высоких стихах Заушения подвиг отменный И пророчили нам, что в грядущем за то Вознесемся мы в целой вселенной… Появились, однако, тогда ж господа, Что немножко в скептическом духе Объясняли всеобщую жажду — себе Задавать с наслаждением плюхи. Эти скептики нам утверждали, что мы, Потеряв на ланиты чужие Наше прежнее право, себя по щекам Принялись колотить, как шальные! Впрочем, плюхи звучали… и стихли потом; Раздалась на железной дороге Вновь одна, но уж та по чужому лицу, И — порядок остался в итоге!