Поезд 666, или число зверя
Шрифт:
Женщина. Ну, да, еду я, трамвай остановился, и тут он заходит такой красивый, такой большой! Я кинулась было место ему уступать, а он отнекиваться начал. Я, говорит, постою, не помру, говорит. Тут я наглости набралась и спрашиваю: когда же у нас все как надо будет? А как, говорит, изберете меня президентом, так все и будет, как надо. И перед тем, как сойти, подмигнул и ущипнул меня за попу.
Проводница. За попу?
Женщина. Да, потом неделю синяк оставался (показывает на левую ягодицу) — всем подругам показывала… Почему запомнилось — я как раз с той поры
Проводница. Активный, говорите? Не знаю, на брудершафт с ним не пила. (Заходит в следующее купе.)
Голос старухи. Где ж ты, доченька? Такой ли ты была? Мамусей называла, подаркам моим радовалась, а теперь спихнула мать от себя подальше? За что ж ты меня так, дочка?
Женщина (заглядывая в первое купе). Мама, ты меня зовешь?
Голос старухи. Нет. С чего бы?
Женщина. А с кем ты тогда разговариваешь?
Голос старухи. Ни с кем. Померещилось тебе.
Женщина. Тьфу! (Юле.) Вот всегда так!
Женщина и Юля уходят к себе. В вагон возвращается заметно посвежевший и повеселевший интеллигент. Наталкивается на вышедшую из купе проводницу.
Интеллигент. Вот билет, да? (Предъявляет билет.)
Проводница (убирая билеты в сумочку). Ладно, справляй нужду в санитарной зоне, хоть и не положено. (Торжественно отпирает туалет.)
Интеллигент. Спасибо, но не надо, да? Я потерплю как-нибудь…
Проводница. Было бы предложено… (Ворчливо.) Ходят тут, немытые, а потом полотенец недосчитаешь. (Объявляет.) Остановка Касымово!..
Уходит. Интеллигент курит в хвосте вагона и глядит в окно. Поезд замедляет ход и останавливается. Гремят дверь и сходни. Через минуту состав снова приходит в движение. Проводница возвращается в вагон и начинает разносить белье.
Те же декорации и действующие лица, что и ранее. Из купе, оглядевшись по сторонам, выходят в коридор Кракс и Левый — так теперь, спустя два года, именуют бывших калиновских провинциалов Дрюнделя и Вовчика. Оба они одеты в униформу восходящего класса свободной России: красные пиджаки, лакированные ботинки, черные очки, но в облике их проглядывает труднообъяснимое несоответствие роли — возможно, излишняя склонность к рефлексии и рассуждениям. Кракс напряженно озирается, а Левый, бледный и замкнутый после перепоя, под мышкой держит картонную коробку с синей этикеткой.
Кракс (закуривая сигару). Интересно, подают в этом «фирменном» поезде джин с тоником или нет? Дошла наконец цивилизация до нашей глуши? Взгляни только, Левый — ландшафт за окном стопроцентно совковый. И погода — совковая в квадрате. А что за лохи с нами едут! Давно пора завезти из-за кордона партию племенных европейцев и наладить сеть ферм по выведению нового русского генотипа. (Смотрит на Левого.)
Левый (сквозь дурноту). Там есть биде?
Кракс. Ну, знаешь ли, толчок тут явно не на пять звездочек, это я тебе могу гарантировать… Тогда, может, в тамбур?
Левый (сквозь зубы). Я не блюю! Как прочие. Страдаю головой.
Кракс. Ну, да! Ты у нас никогда не расстанешься с тем, до чего дорвался на халяву. (Хватает за рукав Левого.) Сейчас будет переезд. Разуй зенки и секи!
Оба смотрят в окно. Короткое мелькание огней и грохот.
Кракс. Видел дорогу за шлагбаумом? Сто лет здесь не был, а помню каждую кочку на трассе. Наш «мерс» сейчас там фигарит параллельно поезду. Вся соль в том, что на тридцать первом километре нашу комфортабельную тачку расстреляют калиновские братки. Как пишут в газетах, разборки на дорогах. Нежная поступь криминала, так-то, друже! А знаешь, в чем главный прикол? На том же самом километре за кустами их караулят на джипе наши, ясеневские. Пока они расстреливают «мерс», наши гасят их со спины.
Пауза.
Кракс. Тебе что-то не нравится? Напрасно! Жизнь — это болезнь со стопроцентно летальным исходом, Левый. Когда в Москве пойдут на штурм Белого дома, истина эта откроется многим, а кому доведется ласты склеить, один Бог знает. Нас вот в Калинове должны были замочить, без вопросов, но я видишь, выкрутился, так что панихида откладывается.
Из соседнего купе доносится плач ребенка. Кракс заглядывает в купе.
Голос Юли. Не плачь, не плачь, бубука!.. Все хорошо, мама здесь.
Кракс осторожно прикрывает дверь.
Кракс. Какое соседство! Мать и младенец. «Младенца ль милого ласкаю, уже я думаю: прости, тебе я время уступаю, мне время тлеть, тебе — цвести!» Конечно, с другой стороны — кольцо на левой руке! Так то ошибки нежного возраста. Знаешь, Левый, я три раза женился и столько же разводился, но по сей день не утратил вкуса к женской ласке. И дело тут не в гормонах: просто я — свободная натура, не выношу рутины и прочего домостроя. Брак в моем понимании — это импровизация, фейерверк. Больше всего горжусь тем, что ни одну из жен не обманул. Каждой обещал подарить небо в алмазах, и каждой дарил его два раза — в день свадьбы и в день развода.
Голос старухи. Темнота. И крадется кто-то. Перекреститься бы, да руки захолодели. Пропала я, как есть пропала!
В коридор выходит проводница. Кракс и Левый невольно вздрагивают.
Проводница. Слышь, мальчики, белье не нужно?
Кракс. Готов хоть всю ночь говорить с дамой о белье. Вы какое предпочитаете: французское или бельгийское?
Проводница. Эмпээсовское.
Кракс. Надеюсь, это у вас — одноразовое? (Двумя пальцами брезгливо щупает белье.)