Поездка в Пемполь
Шрифт:
Привык ко мне, как к домашним туфлям, которые он напяливает не глядя. Ни в чем не сомневается. Ни о чем не расспрашивает. Думает, что понял меня раз и навсегда. Хоть раз, да удивлю его.
Золушке захотелось на бал. Фея, ее крестная мать, помогла ей. Но Золушка потеряла в полночь свою меховую туфлю, поспешно покидая дворец.
Теперь Золушка вынуждена возвращаться домой, голосуя на дороге.
Становлюсь у выезда из города в направлении Сен-Бриё. Скоро стемнеет. Для моего бегства надо было повременить до длинных июньских дней. Зимние дни слишком коротки для приключений. И с завода уходят, и спать ложатся, и встают затемно. Чего ж тут удивительного,
Я поднимаю руку, только когда в машине женщина. Тем не менее, заприметив меня, водитель грузовика тормозит и предлагает сесть к нему.
— Нет, спасибо, я предпочитаю пройтись. Всего каких-нибудь пять минут ходу — и я дома.
Он не поверил, но и не настаивает. Трогается, усмехаясь, и пускает мне прямо в лицо струю выхлопных газов.
Пошел снег. Мой застарелый ревматизм давно уже предупредил меня об этом. Никакого укрытия в поле зрения. Натягиваю капюшон до самых глаз. Машины проезжают редко, и я слишком поздно поднимаю руку, чтобы водитель, заметив меня, мог остановиться. Так уж мне везет. Лучше было бы сломать вчера ногу, когда выходила из дому. Не торчала бы теперь на обочине как пугало.
Если бы не была такой трусихой, давно бы уже катила в том, первом грузовике, любуясь великолепием полей, покрываемых снегом. Больше не буду привередничать, сяду в первую подвернувшуюся машину, даже если ее будет вести тип с физиономией висельника. Стараюсь вспомнить приемы карате, виденные в одном фильме.
Наконец-то замедляет около меня ход один «остин», почти останавливается, но тут же резко прибавляет скорость. Я успеваю заметить двух ржущих юнцов. Сволочи! Вам смешно? Хотела бы поменяться с вами местами! Папенькины сынки! Мерзавцы! Эксплуататорское семя!
Разволновавшись, я забываю «голосовать» и машинально пробегаю несколько сот метров по обочине дороги. Это издевательство не на шутку задело меня — не хватает еще выглядеть жалкой жертвой. Никакая я не жертва. Вполне отвечаю за свои поступки. Глотнув свежего воздуха, Маривон автостопом возвращается к своему мужу. Идет снег, но это невезенье, вначале меня озадачившее, ни в коем случае не лишит меня самообладания.
Подумать только, что он посчитал меня домоседкой!
Я не нарадуюсь на свою плиту. Восторгаюсь стиральной машиной. Целыми часами предаюсь радостной игре со щетками и тряпками. С восторгом вскапываю грядку под лук порей. Обожаю свой семейный очаг с до блеска натертым паркетом и с трудом от него отрываюсь, если никак не могу отделаться от какого-нибудь приглашения на обед. Я такая же клуша, как моя мать.
Нет, я не в восторге ни от встречи у телика, ни от стирки, ни от машинки для стрижки газона. Но он не желает этого понять. Если бы у меня было меньше домашних обязанностей, он не мог бы так смаковать свою свободу. Он предпочитает идти куда-нибудь без меня — это его молодит. Разумеется, если я хочу, я могу его сопровождать. Но ведь недостаточно просто-напросто найти кого-нибудь, кто посидит с ребенком. Нужно заранее подготовиться. Однако игра не стоит свеч, такие спектакли — не мой жанр, и не люблю я поздно ложиться. На прощанье он смотрит на меня неотразимым взглядом Ли Ван Клифа из картины «Возвращение Сабаты». И уходит.
А когда собираюсь уйти я — это целое событие. Есть ли в доме еда? Когда надо укладывать малыша? И в довершение: «А я, что я буду делать в одиночестве?» То же, что и всегда, дорогой, читать или смотреть телик.
Подобные препирательства не вошли у нас в систему, в общем-то мы придерживаемся либерализма: свобода,
Я обожаю уходить из дому, сидеть в кафе, часами дискутировать с товарищами, есть в ресторане, быть в курсе всех событий и смотреть хорошие фильмы, которые у нас редко показывают. Театр меня зачаровывает. Длинные прогулки в лесах или по пляжам помогают забыть тяготы рабочей недели. С удовольствием ловила бы рыбу, плавала в бассейне и обегала бы всю долину. Он отлично знал об этом раньше. Раньше чего? Да ничего. Незаметно установившаяся скука подорвала устои нашего супружества. Мало-помалу она завладела гостиной, потом ее липкие пальцы наложили отпечаток на каждый предмет, каждый час. Ее зловонное дыхание отравляет нашу комнату, простыни. Она как бы объедается исподтишка нашей обыденностью, усталостью и разочарованием. Растолстела, раздулась, отяжелела и подло давит на нас своим мерзким телом. А когда мой голубчик измотан, когда заметно, что он угнетен, я оставляю его в покое. Ничего у него не спрашиваю. Удерживаю малыша, чтобы не шумел. «Папа устал, душенька, иди поиграй в другом месте!» Если у него удача, он удаляется, словно холостяк, и уж никак не домашние получают удовольствие от его хорошего настроения. Ложится под утро, а завтра и головную боль, и раздражение будет вымещать на мне.
Надо все изменить. Домашнее животное начнет брыкаться. Я восстану, вместо того чтобы кукситься, дожидаясь его. Ведь на заводе я способна противостоять начальству, поднимать дух у отчаявшихся, защищать свои принципы. А дома что же — сдать все позиции? Весь свой боевой задор оставлять за порогом, а переступив его, молча напяливать личину примерной женушки? Об этом не может быть и речи. Где-то я допустила промашку.
Начинаю битву.
Ноги уже промочила. Поднимаю руку, вкладывая в жест всю свою решимость. Надо прежде всего, чтобы тебя заметили.
Останавливается машина. Удача: ее ведет женщина. Сзади куча детишек.
— Вы едете в Сен-Бриё?
— В Пордик. Это вам подходит?
— Да, это меня все-таки к дому приблизит. Спасибо.
— Садитесь. Извините за беспорядок. С ребятишками не наубираешься, хоть каждый день чисти.
И в самом деле, на полу крошки, следы грязи, конфетные обертки. Поношенные сползающие чехлы не скрывают дыр в обивке сиденья и пятен от грязных пальцев.
— Мама, эта дама кто?
Перепачканная шоколадом девчушка приближает ко мне личико и вглядывается.
— Меня зовут Маривон, а тебя?
Она не удостаивает ответом мою улыбку и беспокойно спрашивает:
— Почему дама едет с нами? Ты, мама, ее знаешь?
Старший брат, семи-восьми лет вступает в разговор:
— Это автостоперка. Ее подобрали, чтоб немножко подвезти, у нее нет машины.
— Значит, она едет не к нам?
Я успокаиваю ее:
— Нет, я не к тебе еду. У меня есть свой дом, в который я возвращаюсь.
Мать извиняется:
— Дети не привыкли. Я никогда не подбираю голосующих. Но когда увидела вас под снегом, подумала, что было бы бесчеловечно не остановиться… и потом, женщина не внушает опасений, ей доверяешь.
— Я тоже предпочитаю садиться к женщине. Я не часто езжу автостопом. Но сейчас все очень неудачно сложилось. Я провела день в Пемполе и потеряла там портмоне. Вот почему не смогла вернуться автобусом.
Девчушка совсем разволновалась:
— У тебя нет машины? И портомоне нет — ты, значит, бедная? — Мы обе смеемся: и ее мать, и я.