Поездка
Шрифт:
— Спокойно.
Затем отпустил руку; спускаясь по лестнице, достал портсигар. Когда они были в двух шагах от жандармов, Станецкий рассмеялся.
— Ну и духотища сегодня будет, как ты думаешь?
И, не останавливаясь, протянул пареньку портсигар.
Тот взял одну сигарету. Они прошли в двух шагах от жандармов. Станецкий чувствовал на спине их взгляды. Юноша прибавил шагу.
— Спокойнее, — опять удержал его Станецкий.
На последней ступеньке он остановился, вынул зажигалку, дал юноше прикурить, потом закурил сам. Лицо молодого человека по-прежнему было бледным, зубы крепко стиснуты, верхняя губа
Станецкий взглянул на юношу.
— Ну вот и все кончено.
Юноша стоял притихший, опустив голову.
— Пока что, конечно, — уточнил Станецкий.
Паренек поднял темные, слегка косившие глаза.
— Спасибо, — ответил он.
— Пустяки. А что вы теперь будете делать?
Тот растерялся.
— Если вам не хочется, можете не говорить, — сказал Станецкий.
— Нет, почему? Мне надо ехать.
— Прямо сейчас?
— Скоро.
— Обязательно с этим грузом?
— Да, обязательно.
К ним подошел маленький, от горшка два вершка, оборвыш.
— Сигареты, пан граф. — Он задрал свою белобрысую головенку, тонувшую в огромной старой шапке. — Клубы, египетские, нашенские…
— Отстань, — со злостью оттолкнул его Станецкий.
Но малец не сдавался.
— Ну хоть так, пан граф, дайте.
Станецкий сунул ему злотый, чтобы отстал. Мальчуган рассмотрел со всех сторон монету, дунул на нее и галантно шаркнул ножкой, затерявшейся в огромных бутсах.
— Благодарю вас, пан граф, кланяйтесь пани графине.
Спутник Станецкого, с добродушной улыбкой наблюдавший за мальцом, весело и беспечно рассмеялся. Станецкий внимательно посмотрел на него.
— Сколько вам лет, если не секрет?
Юноша слегка покраснел.
— Двадцать два.
Станеций был уверен, что тот прибавил, по крайней мере, года три, а то и больше, однако не подал виду.
— Будьте осторожны, — сказал он, — такими вещами не шутят.
Юноша насупился.
— Знаю.
Станецкий посмотрел на часы.
— Который час? — забеспокоился юноша.
— Одиннадцать с минутами.
— Ну мне пора.
— А вы далеко едете?
— Во Львов.
— Вот это да!
— Вы тоже?
— Да.
— Этим, на Дембицу?
— Да.
Юноша помолчал с минуту, а потом стал прощаться.
— Не понимаю.
— Со мной ехать опасно, — прозвучал простой ответ.
Станецкий пожал плечами.
— Не надо преувеличивать, это не так страшно.
И понял, что задел самолюбие юноши. Сознание этого доставило ему маленькое удовлетворение. Он поднял чемодан.
— Во всяком случае, нечего здесь стоять, место не самое подходящее. У вас есть пропуск на проезд?
— Пока нет.
— Тогда пошли на вокзал, это надо уладить.
Молодой человек посмотрел Станецкому прямо
в глаза.
— Вы ничего не знаете обо мне.
— Достаточно того, что знаю.
— Да, но меня ищут.
Станецкий
— Ваша фамилия им известна?
— Да, но это не имеет значения, документы у меня в порядке.
— А описание внешности?
Юноша засомневался.
— Скорее всего, что знают.
— Ну, пора, — сказал Станецкий так просто, как будто речь шла о давно решенном и улаженном деле. — Пошли.
Слегка косившие глаза юноши озарились мягким блеском.
— Вы необыкновенный человек, честное слово.
— Пошли, — повторил Станецкий.
— Давайте пойдем пока порознь, и на вокзале тоже.
Станецкий согласился.
— Тогда вы идите первым, а я займусь билетами.
— Меня зовут Яцек, — представился юноша.
— А меня Виктор. Ну, идите…
Паренек направился к главному входу вокзала, Станецкий на некотором расстоянии пошел туда же. Ему было легко от внезапно нахлынувшей умиротворенности. На миг закралось сомнение: а стоит ли в такой поездке обременять себя столь неподходящим спутником; однако оно так же быстро рассеялось. «Дела паренька меня не касаются, — подумал он, — а трусить я не привык».
На вокзале все сошло удачно, на сей раз разрешение на проезд и билет он купил у носильщика гораздо дешевле. А так как люблинский поезд на Дембицу подавался обычно за час до отправления, Станецкий решил немедля идти на перрон.
В сумрачном, тесном закутке зала ожидания царила неописуемая давка и духота. Только две кассы выдавали разрешения на проезд, возле них, переругиваясь, колыхалась хмурая темная толпа. Немецкие служащие время от времени наводили в ней порядок. Как раз в эту минуту маленький щупленький bachnshutz [9] набросился на пытавшихся пробраться к одной кассе без очереди и, рассвирепев, с пеной у рта, принялся избивать всех подряд резиновой дубинкой. Люди начали в панике пятиться назад и разбегаться, перед кассами стало свободнее. В этой суматохе толпа оттеснила Станецкого к багажному отделению, и он потерял Яцека из виду. Спотыкаясь о чемоданы, корзины и мешки, наваленные возле сидений, он наконец пробрался в ту часть зала, где народу было поменьше. Там располагалась камера хранения ручной клади, которой, впрочем, могли пользоваться тоже только немцы. Яцека он нашел в том самом месте, где оставил, отправляясь за билетами: в полутемном углу камеры хранения. Тот стоял, прислонясь к стене, и угрюмо, с нескрываемой враждебностью смотрел на молодых офицеров, сдававших чемоданы. Такая ненависть пылала в его темных глазах, что Станецкий испугался.
9
Немецкая железнодорожная охрана, в которой во время оккупации служили только немцы.
— Не смотрите на них так, — сказал он.
Паренек вздрогнул и повернулся к Станецкому.
— Разве заметно?
— А вы как думали? Ненависть скрыть невозможно.
Яцек с интересом взглянул на Станецкого.
— Вы полагаете, добрые чувства скрыть легче?
Станецкий пожал плечами.
— Не знаю. Чтобы сравнивать, нужно иметь эти добрые чувства. Пошли, билеты для вас есть, и приготовьтесь к тому, что мы можем встретиться с гестаповцами.
— Где?
— В пути.