Поэзия народов СССР IV-XVIII веков
Шрифт:
Душа моя также блуждает в тумане.
И я свою ношу забот и страданий
Влачу, бесприютного мира жилец.
Я райскую музыку слышал сначала.
Но горькая жалоба громче звучала,
И музыка стихла, и сердце попало
На торжище раненных скорбью сердец.
Есть множество рек и морей полноводных,
И семьдесят два языка разнородных,
И счесть невозможно мужей благородных,
А только царю достается венец.
Слепой
Глухой не услышит, как плачет вдовица;
И пестрядью мира мой взор не прельстится,
В золу и песок превратится дворец.
Я — в горле у мира — взываю: помилуй!
Я — снедь ястребиная — кану в могилу,
Как жалкий поденщик, утративший силу,
Как царь, облаченный в бесценный багрец.
И плоть моя стала пристанищем боли,
И жил я для общего счета в юдоли,
И если я утром сидел на престоле,
Я в полдень — отчизной забытый беглец.
Достойных врасплох застигает измена;
Глаза мои слепнут, слабеют колена;
Не вырвется муж из позорного плена,
Клинок свой булатный уронит храбрец.
Состарились горы, Фраги сострадая,
Темницею стала страна золотая,
Склонись перед матерью-правдой, рыдая,
Пока еще нас не покинул творец!
РУКА МИРА
Душа и сердце болью изошли,
В тоске забились под рукою мира.
Я застонал — семь поясов земли
В тоске забились под рукою мира.
На злобный мир я в страхе поглядел;
Дана разлука любящим в удел;
Мужи, не завершив бессмертных дел,
В тоске забились под рукою мира.
Коварный мир, ты суетный блудник!
Не угадаешь — кто твой временщик?
Шах — нищим стал. Ребенок и старик
В тоске забились под рукою мира.
Безумец, золото копивший,— где?
Для милой родину забывший — где?
Мой Гулистан, весной оживший,— где?
В тоске забились под рукою мира.
От песни этой в трауре народ.
Молчишь, Фраги? Язык твой был как мед.
Твой взор, твой лик, твой стан в плену невзгод
В тоске забились под рукою мира...
АНДАЛИБ НУРМУХАМЕД-ГАРИБ
ТУРКМЕНСКИЙ ПОЭТ
Ок. 1712—1780
ЛЕЙЛИ И МЕДЖНУН
Отрывки
Родители Лейли, чтоб отдалить ее от Меджнуна, запрещают дочери посещать школу, где учится Меджнун. Лейли с утренним ветерком посылает привет школьным подругам, рассказывая о своем горе:
Подругам в школу отнеси привет,
Струящийся рассветный ветерок!
В руках ни книги, ни калама нет —
На боль-печаль аллах меня обрек.
Очернена я лживым языком.
Разгневались на дочку мать с отцом,
Из школы взяли, держат под замком,—
О том ахуну расскажи, восток!
Кто враг, кто друг — не различаю я.
Беды не знала молодость моя.
Нас оболгали лживые, друзья,
Влюбленность посчитали за порок.
Когда мы с ним, бывало, в школу шли,
Я глаз не подымала от земли.
На нас соседи клевету взвели,
Аул соседний зло на нас навлек.
Подстерегла нас вражья западня;
Бутон я,— стали розой звать меня,
А Кайса — кликать соловьем, дразня.
Мы были кротки,— враг вдвойне жесток.
Не знала я, что все вокруг обман,
Мне нравились лицо его и стан.
Была мне школа — точно Гулистан:
Среди цветов и я была цветок.
Лихой бедой растоптана Лейли:
Злодеи счастье в мире обрели,
Стал для Лейли темницей сад земли.
Изменчив, сестры, беспощадный рок!
Так же тоскует и Меджнун, разлученный с Лейли:
Не обвиняйте, о друзья!
Мой рок неукротимым стал.
Бежал от вас, несчастный, я,—
Забытым, нелюбимым стал.
Весь мир любовью полонен,
В водоворот я завлечен.
Мой нераскрывшийся бутон
Шипом неумолимым стал.
В огне любви горю давно,—
Священное осквернено.
Мне превратили в кровь вино,
Мой жар неутолимым стал.
Как птица в небе,— я один.
Я стал никто — ни брат, ни сын.
Хотел мой бог и господин,
Чтоб я вдвойне гонимым стал.
Простите, мать с отцом! Не мог
Я не покинуть ваш порог.
Другого сына даст вам бог,
Коль этот нелюбимым стал.
Всем сладко до конца пути
С единым именем пройти.
Я Кайс,— всевышний, защити! —
Меджнуном — одержимым стал.
Он изливает свое горе другу Зенду: