Поэзия народов СССР XIX – начала XX века

Коллектив авторов

* * *

Ветер вновь подул, Покачнул сосну, В буйном сердце гул Ищет тишину. Вновь в родном краю, В общий круг маня, Песню петь мою Будут без меня. Мне лежать в земле На червивом дне… Девушки в селе Вспомнят обо мне. Милый! Голос мой Песню не найдет. Эмине покой От невзгод найдет. Но не сможет враг Надругаться вдруг. Верность я во мрак Унесу, мой друг. А когда из льда Выбьются ручьи, Вспомните тогда Помыслы мои.

* * *

У

отца в саду смородина, смородина, Сквозь смородину — тропиночка росная, Напрямик — тропиночка росная. И, когда была тропиночка пройдена, Нас ударила смородина, как розгами, И зажили, горемычные, розно мы. Сад у матери из щавеля, из щавеля, В низком щавеле тропиночка росная, Напрямик — тропиночка росная, На тропиночке следы мы оставили. Нас ударил этот щавель, как розгами, Мы остались с той поры низкорослыми. Брат взрастил в саду черемуху, черемуху, Сквозь черемуху — тропиночка росная, Напрямик — тропиночка росная. Нас ударила черемуха без промаха, Нас ударила черемуха, как розгами, Стали дни наши туманными и грозными. У снохи в саду рябинушка, рябинушка, Сквозь рябинушку — тропиночка росная, Напрямик — тропиночка росная. До конца мы одолели тропиночку, Нас ударила рябина, как розгами, И неведомы ни счастье, ни слезы нам.

ИЗ КАЗАХСКИХ ПОЭТОВ

ШОЖЕК АРЖАУЛОВ (1805–1891)

ПЕСНЯ

Моя домбра, как родника вода, От перебора струнного звучна. Сын Жаркушака, доблестный Айдар, Ты светел, как высокая луна. Твой первый дед был знатный человек, Из рода он Дулатов четверых. Сайким был первый, после — Батырбек… Не дом, а целый город был у них. А сколько на счету у них побед! Своей отвагой удивляли мир. Ну, а второй твой знаменитый дед Происходил из племени Шимир. Из горла, напирая, как змея, Пусть льется песнь хвалебная моя. О сын Дулатов! Ты ли не могуч? И на тебя ложится славы луч! Ильи-пророка ты щедрей в душе! Молва идет о доброте твоей. Не откажи ты в милости Шоже! Скупишься, да? Смотри не пожалей! А я припомню нынешний отказ, Не век ты будешь крепок и удал. Зачем, зачем — воскликнешь сам не раз — Зачем Шоже я ничего не дал!.. Ну что ж, уйду. Еще до темноты Смешаюсь с богомольческой толпой. Но только знай: каков с другими ты — Такими будут и они с тобой. Тревожно в мире. Тяжко на душе. …А в трудный час — твой окупился б дар. Не обижай же бедного Шоже, Не охлаждай его любви, Айдар. Коль уваженье потерял джигит, Добра не жди, слепой ты человек! Когда удача от тебя бежит — Богатство не воротится вовек. Известно всем: судьбы не избежать, За все приходится держать ответ. Так, если бедствуют отец и мать, Джигиту, сыну их, прощенья нет. Мы все — во власти всемогущих рук. Пусть храбро отправляешься ты в путь, Но если счастье изменило вдруг, Его уже по крохам не вернуть. Зерна попросишь — и никто не даст. Заплачешь горько — не заметят слез. Падет твой скот — а скажут: сам не спас. Пойдешь на подвиг — не возьмут всерьез. Не зазовешь махающей рукой Назад, в свой дом, ни славы, ни удач. И уж тогда — ценою никакой Былого не воротишь, Плачь не плачь.

СУЮНБАЙ АРАНОВ (1827–1896)

О СТАРОСТИ

О, старость приходит своим чередом: Невестка со мной говорит с трудом. Пощечин пока она мне не дает, Но хлеще ладони бьет языком. Как ветер был я в двадцать лет, А в тридцать стал как горный хребет, И горным потоком стал к сорока — Потоком, преграды которому нет. В бездонное озеро влился поток — И стал я, как озеро это, глубок, Когда мне исполнилось пятьдесят, Я многое знал и многое мог. Старость догнала меня тогда. Джейляу вытаптывают стада. Вот так же меня затоптала жизнь — Обгрызла, бросила навсегда. Прошли пятьдесят, прошли шестьдесят, И семьдесят на плечах висят. И вот уже семьдесят позади — И тут как тут восемьдесят. Мне девяносто, и я устал И кожей, дубленной на солнце, стал. А в двадцать лет я был смел и горяч! А в сорок — полной грудью дышал. Пришли шестьдесят, и я стал сдавать, Но головы не хотел опускать. Семьдесят стукнуло мне. Тогда Не мог я без помощи больше вставать. Больным ягненком я стал тогда, Но шли года, и прошли года, И стукнуло мне девяносто лет. Стал я цыпленку подобен тогда. Сначала старость мой сон отняла, Потом

она зубы мои взяла. В гору всходил ли, с горы ли шел — Всегда со мною она была. Она по ночам заставляла вставать, На двор выходить и дверь открывать. А утром ворчала невестка моя: «Он холоду в дом напустил опять!» Да, старость меня лишила сна, И зубы вышибла мне она. Куда бы я от нее ни бежал — Оглянешься — старость рядом видна. Шепчет, что нету другого пути, Кроме как с нею рядом идти: «Я породнилась с тобой, Суюнбай, Лучшей родни тебе не найти». Веки гноятся, двоится в глазах, Впалые щеки в горючих слезах. Звонкий мой голос охрип давно — Больше ему не звенеть на пирах. Старость подругу мою прогнала, Рядом со мною на ложе легла. Так оседлала меня, что теперь Этого мне не стряхнуть седла. Мне уж десятый десяток идет. Старость мне вороном душу клюет.

БИРЖАН-САЛ (1831–1894)

ЧЕТВЕРОСТИШИЯ

* * *

Женщина, кляни рождение свое, Ведь житье без воли — скверное житье, — Может каждый, если выплатит калым, Взять тебя, как у старьевщика тряпье.

* * *

Мне уж за полсотни, спорить не могу, — Только перед глупым старый не в долгу, Дней, что мне остались, не связать в года, Но за подаяньем я не побегу.

* * *

Для джигита бедность — злая западня, Радость он утратит, потеряв коня. А уж если друга угостить не сможет, То умрет от горя до исхода дня.

* * *

Много старых, много юных на Арка, Не забыли люди песен земляка, Но я болен и печаль в душе моей, — Взять домбру Биржана некому пока.

* * *

Говорят: «Отнимет разум болезнь, И друзей разгонит разом болезнь». Кто не знал болезней, скажет: «Не верь!» Но на гроб косится глазом болезнь.

ЖАЯУ МУСА (1835–1929)

* * *

Я «нищий господин», я сын Байжанов, Ношу на шее кучу талисманов, Хожу пешком, но горд, как верховые, Что потеряли счет стадам баранов.

* * *

Сынок мой, твой отец, бедой согбенный. Ушел пешком разыскивать законы. Я верил в них, но ты успел родиться, Пока я судьям отбивал поклоны. Не лажу я с толпою городскою, Я в Омске сыт бывал одной тоскою, Домой ужом беззубым приползу я, А думал небо ухватить рукою.

* * *

Муса я, это имя всем известно, Джигиты, поступать учитесь честно. Меня зовут заочно трусы Беглым, Но я вернусь — в степи им станет тесно.

* * *

Я к могиле Сапар приник, Рядом плакал наш сын Садык. В тридцать семь ты ушла, Сапар, О, как этот срок невелик.

* * *

Вы богатыми стали, ограбив народ, Только счастья не купишь за слезы сирот, Вы мне снились в позоре, в рванье, в нищете. Не всегда будет праздник у ваших ворот.

* * *

Наши бии — подлецы все подряд, Каждый жаден, и хитер, и богат. У народа нет врагов хуже них, А послушать — все за бедных стоят. Учат лжи они с пеленок ребят, Их противники по тюрьмам сидят; Верно, в жилах их струится не кровь, — Черной зависти и жадности яд.

* * *

Бием звать судью — смешно, Бием звать раба — грешно, Сеять разве что безумцам Хлеб на камне суждено, А попробуй докажи им, Что не вырастет зерно. В поученье мысли много, Но понятно ли оно?… Коль живешь с роднёю ладя, Шли ей издали поклон; Если враг тебе твой дядя, Ста чужих опасней он, Нож он вынет из ножон. Соловей поет во мраке Всех смелей, хоть ростом мал, И не каждый выстрел в драке Убивает наповал. До луны длинна дорога, Но, увы, длинней намного Путь к родне, коль с ней порвал.