Поганое поле. Возвращение
Шрифт:
Мы промолчали. Нет, мы не устали. А поговорить я хотел тоже — причем очень сильно.
***
Мы расположились в садике за овальным столом у самой стены одного из зданий среди цветов и декоративных кустов. Кира и я положили свои неуместно выглядящие баулы прямо на газон и сели на упругие эргономичные кресла.
Наверное, не только баулы, но и мы сами выглядели здесь неуместно, как масаи с копьями и в набедренных повязках в торгово-развлекательном центре.
Я, правда, не взял с собой “копья”, то есть любимый автомат и не менее любимую шпагу, но своим диким видом мало
Габриэль же скинул накидку и швырнул, не глядя, прямо на газон. Симботы приберут, зачем париться в поисках вешалки?
Когда мы уселись, стена дома рядом стала прозрачной, и я увидел внутри минималистично устроенное помещение со столом, диваном, стульями. Больше не было ничего. Вероятно, дополненная реальность превращала этот скудный интерьер в нечто более привлекательное, а изменчивые стены с молекулярными технологиями предоставляли все необходимые удобства.
И стены, по всей видимости, меняли прозрачность в зависимости от желания Габриэля.
Росс, возможно, уже отдал умботу дома не одну команду, пользуясь невидимым для нас с Кирой интерфейсом.
Мое предположение подтвердилось, когда один белый симбот принес поднос с тремя высокими бокалами, наполненными прохладительными напитками. Напитки оказались не сладкими, но имели чудесный свежий вкус, который трудно описать.
Попивая напиток, я поглядел на вальяжно развалившегося в кресле Габриэля и подумал, что одолеть его в собственном доме практически невозможно. Он постоянно на связи с умботом, а умбот управляет всей техникой, включая симботов.
В поезде, поди, тоже сидел умбот, управляющий движением и многочисленными сервисами, поэтому россы никого и ничего не боялись. Умбот, судя по всему, встроен даже в их хамелеоны-комбинезоны и прочие нейроинтерфейсы.
То есть у них у всех есть свой СКН, только намного круче моего.
Эй, а почему я думаю о том, чтобы напасть на Габриэля? На хрена мне это?
С чего я вообще взял, что россы — враги?
Потому что они высокомерные и противные?
Но не с лица воду пить.
Пора расслабиться. Это место — не постапокалиптические руины, а футуристическое будущее. Не заброшенный Князьград, а современный мир, где за счет летающих тачек люди обрели возможность не жить плотно, а расселяться привольно, в усадьбах вроде этой.
Мне бы стоило задуматься о том, чтобы здесь остаться насовсем.
А Витьку я спасу во время временной вылазки в Поганое поле с туристами…
— Итак, — проговорил Габриэль, — я обещал рассказать здесь, на территории Росс, зачем ты мне, Олесь, понадобился. А понадобился мне не совсем ты, а то, что у тебя в черепной коробке. И я совсем не про твой мозг, при всем к нему уважении.
— Вы про СКН! — выдохнул я. — Про нейрочип!
— Верно. Я увидел его через линзы еще тогда, в поле. Но не беспокойся. Делать тебе лоботомию в моих планах нет. Твоему здоровью мы не навредим… Пока ты странствовал по ПоПо, то собирал доапрты. Две штуки, правильно?
— Да, — на сей раз соврал я. Допартов накопилось уже три. Правда, третий “лагал”. — Что это такое — допарты?
— А ты не разобрался? Это магические приложения для твоего внутреннего
Говорил он абсолютно серьезно.
— Магические? — веско переспросил я.
— Именно. Магия существует объективно. Она объясняется физическими законами, но законы эти не из нашего мира.
— В смысле?
Я напрягся. Выходит, сказанное “призраком” Витьки правда? Он действительно застрял в ином измерении, в которое можно попасть через дольмен-портал? В этом измерении живут мертвые?
Габриэль закряхтел и отпил из бокала. Похоже, он затруднялся в объяснениями.
— Пожалуй, начну с появления ПоПо… — сказал он.
Его перебила Кира:
— Оно возникло из-за субквантовых инфо-бомб, которые превращали материю в ничто.
Габриэль кивнул:
— Да, но как из этого “ничто” появилось само поле? Откуда взялись Уроды и прочая парабиота?
— И Ведьмины круги, — присовокупил я.
— В ПоПо много вещей, которые предполагают уменьшение энтропии, то есть хаоса, а не увеличение, как после применения инфо-бомб. Бомбы уменьшают сложность и упорядоченность мира, а не увеличивают, знаете ли… После того, как сиберийцы неудачно взорвали свои инфо-бомбы в двух шагах от своей первой столицы, в наш мир просочилось нечто чуждое. Природа этой сущности до сих пор не известна, но, по некоторым данным, она обладает неким подобием разума. Она породила Поганое поле во всей красе со всеми его существами и артефактами. И, что гораздо важнее, с магией из иного пространства.
— Погодите! — Я не успевал переварить поток поступающих сведений. — Сиберийцы сами взорвали инфо-бомбы? Я считал, на них напали враги.
— Нет и не было у Вечной Сиберии никаких врагов, — брюзгливо сказал Габриэль, скривив губы, — кроме их собственной номенклатуры и глупости. Вертикальная власть всегда создает образ кольца врагов, ты и без меня это прекрасно знаешь. Всеобщая паранойя позволяет править как взбредет в голову, позволяет ставить всюду камеры, завинчивать гайки, осуждать за любой нечаянный пук… Технология стара как мир. В отсутствие других Секций… то есть партий и оппозиции не на кого вешать собак. Только на таинственных врагов, что клацают клыками у самого порога… И на них якобы эмиссаров. Сиберия возникла после Третьей Мировой на основе гигантской тюрьмы в Сибири — был такой регион когда-то давно. После Войны Всех Против Всех страна укрепилась, а весь мир сильно изменился. Вечная Сиберия стала государством с тоталитарным стилем правления, идеологией чистоты языка, собственной богоизбранности и вечности… Любят такие диктатуры всякие пафосные и пышные формулировки, которыми можно загадить мозги народу.
“Вот почему в Вечной Сиберии сохранился тру-ру! — подумал я. — Но почему Сиберия — бывшая тюрьма, а тюремный жаргон у Росса? Хотя это совпадение. Неважно”.
— А вы как развивались? — спросила Кира.
— Мы развивались в тесной связи с остальным миром, — ответил Габриэль. — И не страшились перемен. Я говорил, что интеллект возникает при наличии постоянных коммуникаций с себе подобными. Сидя, как сыч, за Поганым Занавесом, цивилизацию не построить.
— Сиберийцы ведь построили! — возразил я.