Погасить Черное Пламя

Гинзбург Мария

Все остальное – возможные пути отступления, сигналы и прочее смешались в голове Глиргвай в невнятную кашу. Эльфка торопливо разделась, юркнула под одеяло и закрыла глаза.

Она заснула тут же, как провалилась, и это был очень странный сон.

Глиргвай очутилась на холме. Девушка стояла на самой верхушке, на небольшой проплешине. Склоны холма густо поросли малиной, и было непонятно, ни как Глиргвай попала сюда, ни как отсюда выбраться. Стоял теплый летний день, такой яркий и красивый, каким он бывает только во сне или сказке. Эльфка вдруг поняла, где находится. Над изголовьем ее кровати висела фарфоровая тарелка,

оставшаяся от предыдущего хозяина комнаты. На ней и был изображен холм, покрытый кустами малины. Ближе к зрителю сидел медведь. За холмом, в отдалении, виднелся силуэт домика. Глиргвай осторожно обернулась.

Так и есть, коричневая шкура была отчетливо заметна сквозь заросли у подножия холма. Эльфка начала очень осторожно спускаться по другому склону. Она двигалась бесшумно, все время оглядываясь назад. Именно поэтому Глиргвай чуть не наступила на девушку, спавшую в малиннике. Темная эльфка шарахнулась назад. Черный сарафан в красных петухах не оставлял никаких сомнений – перед ней была мандреченка. Разбуженная девушка открыла глаза. Они оказались синими, как висевшее над эльфкой и мандреченкой безоблачное небо.

– Наконец-то, – хриплым со сна голосом сказала девушка. – Я тебя уже заждалась.

Мандреченка села. Глиргвай увидела розовую полосу у нее на щеке, там, где отпечатался край платка. Платок был весьма необычным. На нем чередовались полосы красного, коричневого, голубого и синего цветов. Хотя, возможно, такие платки носили все мандреченки. Глиргвай вдруг сообразила, что это первая человеческая женщина, которую она видит в своей жизни.

– Что тебе нужно? – спросила эльфка.

– Передать послание, – ответила мандреченка. – Не бойся, оно короткое. Вот, слушай: «В ночь после Афанасия-ломоноса сломается щит, и ты победишь».

– Кому я должна это передать?

Девушка пожала плечами.

– Кертель сказала, ты сама догадаешься, кому. Ну все, я пошла.

Мандреченка поднялась с примятой малины и двинулась через луг к дому. Теперь Глиргвай смогла рассмотреть его во всех подробностях. Он казался пряничным, покрытым глазурью. Несмотря на то, что он ничуть не походил на дом Бабы-Яги, как его описывал Реммевагара, эльфку вдруг охватила тревога – совершенно неуместная в этом прекрасном месте посреди спокойного, как холодный сладкий чай, дня. Да и с чего бы ей тревожиться о незнакомой мандреченке – дочери врага, сестре врага, и будущей матери врага?

На крылечко избушки вышла ее хозяйка. Ей оказалась огромная, размером со взрослого мужчину, пчела. Ветер колыхал черно-желтые ворсинки у нее на брюхе. Увидев идущую к дому девушку, пчела радостно потерла мохнатые лапки, зашевелила суставчатыми, как у гигантского паука, жвалами, и выпустила из себя жало. Оно ослепительно блеснуло в солнечном свете. А мандреченка словно и не видела ничего этого. Она неторопливо шла через луг, и трава скрывала ее плечи.

– Стой! – закричала Глиргвай, от ужаса перейдя на родной язык. – Остановись! Она убьет тебя!

Девушка услышала ее, но не разобрала слов. Мандреченка обернулась, помахала эльфке рукой и крикнула:

– И тебе удачи! Да хранят тебя твои боги!

Глиргвай проснулась вся в поту. Она села на кровати. Девушке показалось, что в комнате пахнет малиной. Глиргвай тряхнула головой, чтобы отогнать наваждение. Эльфка вычаровала светящийся

шар, завесила его у себя над головой. Глиргвай подошла к стене, где, как ей помнилось, висела та самая тарелка с изображением малинника. Фарфоровая тарелка была на месте. Глиргвай подвела шар поближе, пытаясь разглядеть домик на заднем плане.

Да, это был именно он. Разноцветный, наличники покрыты прихотливой резьбой. Дом словно бы стал больше и подполз ближе к зрителю. На его пороге Глиргвай разглядела фигурку в черном платье. Голова фигурки обернута цветастым платком, из-под которого спускается коса. Фигурка подняла правую руку над головой, словно бы приветствуя смотрящего.

Или прощаясь с ним.

Эльфка облегченно вздохнула. Никаких намеков на чудовищную пчелу на картинке не обнаружилось. Глиргвай решительно сняла тарелку со стены. Надо было показать ее Лайтонду. Конечно, вряд ли ей удастся убедить Верховного мага Фейре, что рисунок на фарфоровой тарелке может меняться, но надо же было от чего-то отталкиваться в своем рассказе. Взгляд Глиргвай упал на подушку. Девушка вздрогнула.

На белой наволочке лежала ветка малины. На ней, подобно каплям крови, алели несколько крупных ягод.

Эльфка захватила с собой ветку, и покинула комнату. Глиргвай вежливо, но настойчиво постучала в дверь комнаты Лайтонда. Ответа не было. Девушка толкнула дверь, она оказалась заперта.

– Ты ко мне? – услышала она голос Верховного мага Фейре и оглянулась.

Лайтонд приближался к ней по коридору. Плащ на нем был влажным от снега. Вид у Верховного мага Фейре был усталый, но довольный. Глиргвай не стала спрашивать, где он провел остаток ночи. Эльфка обрадовалась тому, что он так вовремя вернулся. Ей показалось, что если бы сейчас Лайтонда не оказалось на месте, она просто сошла бы с ума. Глиргвай просто кивнула. Когда он подошел, Глиргвай увидела белую полоску пластыря у него на носу чуть ниже переносицы.

– О Мелькор, – пробормотала девушка. – Что это с тобой?

Верховный маг Фейре осторожно потрогал нос. Теперь Глиргвай заметила и то, что он опух.

– Видишь ли, – сказал Лайтонд. – Затылочная кость намного крепче носовых хрящей, а при направленности векторов движения навстречу друг другу…

Он вздохнул и сделал неуловимый жест, отменяющий запирающее заклинание. Верховный маг Фейре галантно пропустил гостью вперед. Глиргвай сообразила, что выглядит довольно нелепо в ночнушке, с тарелкой и веткой малины в руках. Но смущаться было поздно. Лайтонд скинул плащ. Верховный маг Фейре указал гостье на кровать, а сам опустился на единственный стул в комнате.

– Я слушаю, – сказал он мягко.

Лайтонд рассеянно отщипнул ягоду с ветки, которую эльфка все еще держала в руках. Глиргвай пришло в голову, что она до сих пор так и не попробовала малины, из-за которой натерпелась таких страстей. Она подала Лайтонду тарелку, а сама тоже взяла ягоду и отправила ее в рот. На вкус малина оказалась самой обычной, разве что волшебно спелой и сладкой. Этот привет из лета посреди сырой рабинской зимы взбодрил эльфку.

Верховный маг Фейре узнал фигурку в косынке. Хозяйки Четырех Стихий никогда не носили их в реальности. Но мандреченский канон требовал изображать волшебниц именно в таких четырехцветных платочках. Когда Лайтонд поднял глаза, его расслабленное лицо вновь стало привычно-серьезным.