Погибаю, но не сдаюсь! Разведгруппа принимает неравный бой
Шрифт:
– Чем обязан, господа? – на хорошем русском языке задал вопрос хорват.
Лукин и Милов переглянулись.
– Слушаю вас, господин лейтенант, – указывая подбородком на погоны лейтенанта вермахта, что были на плечах у Лукина, произнес офицер. В его тоне просквозила едва заметная ирония. Уловив ее, Лукин отрекомендовался, специально четко выговаривая каждое слово:
– Штабс-капитан русской службы Лукин!
Хорват покивал и переспросил вежливо, но в то же время с нетерпеливыми нотками:
– Так что у вас за дело, господа?
–
– И?.. – с нарочитым удивлением вскинул бровь усташский капитан.
– Это мирные жители. К ведению боевых действий они отношения не имеют. Вы должны их немедленно освободить.
Капитан скривил губы, заложил руки за спину. Прошелся вдоль Лукина с Миловым, поскрипывая половицами. Как бы невзначай выглянул в окно. Поморщился. Видимо, что-то обдумывал в уме. Потом повернулся, сделал резкий шаг вперед и, глядя прямо в глаза этим двум русским, заговорил быстро и горячо:
– Вы не понимаете обстановки, господа! У нас только что был бой с красными. Жители деревни оказывали им поддержку.
– Факты проверенные? – вставил реплику Милов.
Хорват поморщился:
– Есть, есть сведения.
– В таком случае, – продолжил разговор Лукин, – виновных должен установить суд. Данная территория пока что подконтрольна германскому командованию. Его законными представителями являемся мы. Вы передадите всех задержанных в наше распоряжение.
– То есть как это?…
Хорват явно опешил. Даже рот приоткрыл от неожиданности, так что усы из полоски под носом превратились в половинку окружности.
Лукин буравил собеседника взглядом. Тот перевел дух и, набрав воздуху в легкие, разразился тирадой:
– Это красная сволочь! У нас нет времени и возможности устраивать судебные процессы. По законам военного времени они должны быть казнены прямо на месте! Они враги нашего государства! И они будут казнены!
Стало понятно – перед ними фанатик. Трудный случай. Разговор об офицерской чести, на который уповал по дороге сюда Милов, можно и не начинать.
Лукин сделал шаг вперед. Произнес негромко, но с явной угрозой:
– Это женщины и дети – мирное население. Понимаете, де-ти! Вы в своем уме – детей трогать?! Мне плевать, красные они, белые или еще какие. И плевать, чьи они враги. Вы их отпустите немедленно.
– Произвола не будет, – надвинулся на усташа с другой стороны подполковник Милов. И, покачав головой, сурово добавил. – Почему-то среди заложников одни православные – вам это не кажется странным?
Капитан съежился и отступил назад к столу. Здесь и сейчас обстановка явно складывалась не в его пользу. Он уже очень жалел, что самоуверенно остался разговаривать с русскими наедине. Усташ попытался привести последний на его взгляд весьма весомый аргумент – произнес вызывающе:
– Среди них есть евреи и цыгане. Доподлинно установлено!
Милов только фыркнул:
– Ах, вот оно что…
Лукина услышанное просто вывело из себя. Подскочив к капитану, он
– Слышь, ты, фашистская морда! – шипел Лукин, наклонившись к самому лицу усташа. – Вы у меня с семнадцатого года поперек горла, гадины партийные. Падаль! Всех мастей и оттенков! Сколько ж вы людей по белу свету ради своих бредней извели! Сейчас ты, большевик нацистский, при нас отдашь приказ своим идейным выродкам отпустить людей. Ну?!
Рядом хладнокровно щелкнул вытащенным из кобуры «парабеллумом» подполковник Милов. Приставил оружие к виску хорватского капитана. Тот ерзал по столу, сучил ногами в лакированных сапогах с высокими голенищами, опрокинул на пол деревянный табурет. Бесполезно – хватка у Лукина была железная. Усташ судорожно подергался еще немного и прохрипел:
– Да!..
Милов, поигрывая пистолетом в руке, произнес, обращаясь как бы только к Лукину:
– Я полагаю, Александр Иванович, слова своего он без нас не сдержит.
– Да, Павел Ефремович, – подыграл подполковнику Лукин. – Вы садитесь за стол чай пить. И пистолет держите наготове. Незаметно.
Милов обошел стол, поднял табурет, поглядел в окно и наглухо задернул ситцевую занавеску. Сел за стол между окном и стеной, лицом к входной двери.
Лукин поднял за грудки капитана. Тот скрежетнул зубами, но попыток дернуться больше не делал.
– И я за стол сяду. С другой стороны, – ледяным тоном проговорил Лукин, вытаскивая одной рукой из кармана галифе «вальтер» и утыкая его в бок усташу. – И господин капитан присядет.
Хорвата швырнули на стул рядом с Миловым.
– А теперь, – пододвигая к себе стакан в серебряном подстаканнике, продолжил Лукин, – теперь господин капитан отдаст распоряжение немедленно отпустить заложников. Будем считать, что вы благородный человек и все осознали… – Лукин продемонстрировал усташу направленный на того под столом «вальтер». – А мы с Павлом Ефремовичем посидим здесь. Составим вам кампанию, так сказать, пока люди не окажутся на свободе.
– И будьте покойны, по-хорватски мы понимаем, – добавил из своего угла Милов. – Так что не вздумайте чудить…
Невероятно, но у них все получилось. Без единого выстрела. Уведомленные соответствующим приказом своего начальника, усташи с недоумением передали заложников отделению Русского корпуса во главе с доктором Головачевым. Как им было сказано, «для производства разбирательства законными представителями германского командования». Умница-доктор тут же организовал вывод мирных жителей за пределы деревни. Уведомили об этом русских офицеров. С видом закадычных друзей Лукин и Милов «проводили» капитана до околицы деревни. Сзади следовали два ходивших с ними к хорватам отделения взвода. И только здесь Лукин убрал из-под полы «вальтер», который всю дорогу держал наготове. Больше всех были удивлены такому исходу дела сами главные его фигуранты.