Поголовная радость

Лекомцев Александр

Жировая прослойка.

Древесное сало –

Еда бедноты.

Но только вот грубо

Таёжная сойка

По-птичьи сказала,

Что это понты.

Нахальная птица

В речах экстремистка.

Твердила сердито:

«Не жизнь, а корьё!».

Но радостны лица

Элитного списка…

Тучнеют бандиты,

Жирует ворьё.

В нелепости дикой

Абсурдов победа,

Вранья километры

На дыбе лихой.

В пространстве

безликом

Потужного бреда

Насытились ветры

Древесной трухой.

Но бройлерам ушлым

С уютных насестов

Недолго клевать

Дармовое зерно.

Пусть время разрушит

Доходное место

И мерзкая брать

Превратится в зеро.

В дубовых гробах

Похороним печали.

В осиновых кольях

Угаснувший мир.

Мы были в рабах

Только в самом начале.

…Пока на престоле

Унылый вампир.

* * *

Живёт в моём сознанье город,

Не малый, сказочно большой.

В нём на груди рубахи ворот

Рвут люди на ушах с лапшой.

Они погружены в протесты,

Им не желается пропасть…

Им обещает благовесты

Бандиты, что украли власть.

В протесте граждан миллионы

В нелепой, тесной кабале.

А ими правят бесов клоны,

Горды, что мухи на стекле.

Район центральный в нём тревожен,

Где всё украдено давно.

Мэр городской почти вельможа,

А по мышлению – бревно.

Там тоже жизнь тёчёт неровно…

Вконец разграблена страна.

Людьми повсюду правят брёвна

И уголовная шпана.

На свалку бешеной разрухи

Счастливый город тоже пал.

В нём бродят с косами старухи,

В один конец легла тропа.

В нём все – заложники рекламы

И часто с раннего утра

Выходят на протест упрямо

С шальными криками «ура».

Азартно рвать и принародно

Рубахи, майки и трусы

Уже нелепо и не модно

В краю картонной колбасы.

Рвут платья, кофточки, хотенья.

Рвут жизнь свою в лихой толпе,

И остаются только тени

На автостраде, на тропе

Заполнил и сердца, и лица

Великий всенародный бунт.

Узнают скоро кровопийцы,

Почем сегодня лиха фунт.

В том городе не всё, как надо,

В нём зарождается разнос…

В протестах скрыта не бравада,

А горечь бед и муки слёз.

Пора потери

подытожить

Среди жестокой суеты.

И пробегает дрожь по коже,

По голым спинам нищеты.

Унылый город в страшной сказке

Бунтующий, ещё живой…

С бандитов радужные маски

Срывает ветер штормовой.

Поголовная радость

* * *

Ни на кого не готовлю ножи я,

В тайне клинков не точу.

Часто читаю я мысли чужие,

Только читать не хочу.

Радость в одном, что немного двуличных,

Неадекватных господ.

Гнусная ложь ради мнимых приличий –

Это уже анекдот.

Думать одно, но промолвить другое –

Полный с душою разлад.

В собственном теле быть страшно изгоем,

В этом не Бог виноват.

Просто свершилась купля-продажа…

Что здесь твердить о добре?

Душу продавший не ведает даже,

Что он уже пешка в игре.

Он совершит злодейство любое.

Только ведь жизнь – не кино,

И до кончины не станет собою,

Это ему не дано.

Быть негодяем давно не зазорно,

Жизнь, словно тайна, пестра.

С телеэкрана с улыбкой притворной

Хищник желает добра.

Только я мысли читаю по взгляду…

Многие тысячи врак

Воспринимает народ, что награду

В бездне обещанных благ.

Мысли чужие порю жестоки,

Сквозь кипу улыбок видны.

Мыслей людских неуёмны потоки,

Чаще чисты, чем грязны.

В чёрных мыслишках коварство и зависть,

Недруга чую нутром.

Правда, всегда и везде опасаюсь

Зло перепутать с добром.

* * *

Суп с приправою чесночной

Сниться ночью голытьбе.

Всякий нищий озабочен

В чёрных думах о себе.

О себе, о малых детях…

Посмотри на них, страна!

Хорошо живёт на свете

Компрадорская шпана.

Всё шагает левой, правой…

Над собой позорят флаг.

Суп с чесночною приправой –

Это роскошь для бродяг.

По чужой шагают плоти,

По костям людским идут

Потому, что на работе.

Это их ударный труд

Мир тревогой опоясан,