Поговорим о демографии

Бобров Лев Викторович

Посмотреть со стороны — какая-то «уравниловка». Но нет ли здесь некой символики? Один не проживет и года, другой побьет все рекорды долговечности, которая, увы, не всегда означает активную, деятельную старость. Но все вместе — это многие миллионы человеко-лет, многие миллиарды рабочих человеко-часов. Хотя, конечно, в космических масштабах отдельная «стат. единица» и вправду выглядит пылинкой, а ее жизнь — мгновением.

Единица! Кому она нужна?

Ясно, что за этими словами — не уничижительный подход к отдельной личности самой по себе, а лишь поэтический

прием, которым Маяковский хотел ярче оттенить ее несопоставимость с коллективом, обществом.

Единица — вздор, единица — ноль, один — даже если очень важный — не подымет простое пятивершковое бревно, тем более дом пятиэтажный.

Нелишнее напоминание! Почему, например, открытия и изобретения появляются чаще и внедряются быстрее, чем когда-либо раньше? Быть может, гомо сапиенс стал разумнее? Нет, его интеллектуальные потенции, возможности мозга остались теми же, что и во времена Фарадея, Архимеда и даже троглодита. Зато духовное наследие, как, впрочем, и материальное, накапливалось, позволяя уму человеческому достигать все новых и новых высот. «Если я видел дальше других, то потому лишь, что стоял на плечах гигантов», — говорил о себе Ньютон. Наука, как подметил еще Энгельс, «движется вперед пропорционально массе знаний, унаследованных ею от предшествующего поколения».

А коллективный разум? Время творцов-одиночек в науке и технике уходит в прошлое. Об этом заговорили еще в начале XX века. Но тогда имели в виду отдельных людей. Когда так говорят во второй половине XX века, то имеют в виду уже целые коллективв ы. Действовать обособленно им крайне трудно либо вообще невозможно.

Как вы думаете, сколько исследовательских учреждений, конструкторских бюро, проектных организаций, промышленных предприятий создавало серпуховской ускоритель, пущенный в 1967 году? Свыше тысячи! Столько же, вероятно, если не больше, многоликих соавторов и у космических кораблей, атомных реакторов, других памятников нашей эпохи, которые остаются потомкам.

Впрочем, сопричислить себя к этому содружеству вправе не только его непосредственные участники, У каждого такого «фронта» всенародный «тыл». У нас работников науки более миллиона, но рядом с ними, вместе с ними свыше 100 миллионов занятых в народном хозяйстве, рабочих, колхозников, служащих, чьим трудом живет вся страна. Памятуя о взаимосвязи между поколениями, мы не можем забывать и о предшественниках. О тех, кто ушел на заслуженный отдых, и о тех, кого уже нет с нами.

Такой колосс, как серпуховской ускоритель, немые лим в стране, где много идей, но мало людей. Кстати, принципы его постройки общедоступны — их легко почерпнуть из мировой печати. Но не всякому народу по плечу их осуществить. Даже если есть даровой готовый проект. Требуется еще многое другое, без чего проекты столь дорогостоящих сооружений остались бы прожектами, бумажными исполинами. И прежде всего нужна солидная экономическая база.

У нас есть все необходимое. Огромен экономический потенциал, созданный за годы пятилеток. Ныне у нас ежедневно производится на 2 миллиарда рублей общественного продукта. Это вдесятеро больше, чем в конце 30-х годов, хотя население увеличилось всего на четверть с небольшим. А ведь с тех пор не прошло и 40 лет! Как раз столько, чему приблизительно равен рабочий

период одного поколения. Кратчайший исторический срок! Мгновение по любой шкале — космогонической ли, геологической или антропологической. Но как выросла его «цена»! Впрочем, разве время — мерило всех мерил? А шкала человеческих ценностей?

Именно Человек — мера всех вещей. Именно он, работник, творец, созидатель, как и его труд, всегда находился в фокусе внимания марксистской социологии, и именно она дала впервые подлинно научную картину грядущего. Следуя этой методологии, прогностика не вправе делать личность и общество просто-напросто предметом парадоксальных сопоставлений в координатах бесконечного времени и пространства. Даже оказавшись объектомисследований, оценок, расчетов, человек не перестает быть субъектом, началом всех начал, достойным быть центром отсчета при любых исчислениях.

И здесь трудно переоценить значение демографии. Она позволяет рассматривать исторические процессы в координатах населения — его численности, его структуры. И, таким образом, помогает конкретизировать многие абстракции, которыми представляются читателям такие понятия, как «народ», «массы», «низы», «верхушка», «классы», когда историк пишет о далеких реалиях чуждых нам обществ и тем паче минувших времен. Аргументация всегда убедительней, если всюду, где только возможно, количественные, а не одни качественные характеристики, идет ли речь о «душах мужеска и женска пола», о возрасте, трудоспособности, образовании, профессии, социальном положении…

«Вся историяесть не что иное, как образование человека человеческим трудом», — говорил Маркс. Взглянем с этих позиций на тот отрезок космогонической шкалы, который так мал, если сравнивать его с бесконечностью, и который столь велик, если мерить его не веками, а вехамисвершений разума и рук человеческих.

Представьте дорогу в 600 тысячелетий, пройденную человечеством, в виде 60-километровой марафонской дистанции. И пусть ее продемонстрирует кинофильм, который идет ровно один час, показывая каждую минуту путь в один километр.

Дорога начинается в пещерном сумраке, который лишь потом постепенно рассеивается первобытными кострами. Первыми на нее ступают питекантропы (обезьянолюди) и родственные им синантропы. Их численность — миллион-другой. В их руках палки и грубо оббитые камни. Где-то на второй половине пути эстафету принимают неандертальцы, более высоко организованные существа (их называют уже «гомо» — «человек»). Орудия у них совершеннее: тонкие кремневые пластинки, заостренные костяные инструменты.

Население растет чрезвычайно медленно, хотя рождаемость — на пределе физиологических возможностей женщины. Смертность чудовищная, особенно младенческая. Пожилых и стариков в обществе нет: от немощных, начавших дряхлеть соплеменников избавляются.

Лишь за 50-м километром появляются кроманьонцы, люди современного нам типа (гомо сапиенс — человек разумный). Они не только воины и охотники, не только мастера, умеющие тщательно выделывать каменные орудия, но и художники. На 58-м километре попадаются наскальные росписи; для своих «фресок» первобытные, Микеланджело употребляют «масляные краски» — различные смеси глины и сажи с жиром. На 59-м километре рядом с человеком шагает первый прирученный зверь — собака. Одомашниваются и другие животные. Развивается скотоводство, а оно оказывается в 20 раз эффективнее охоты на угодьях равной площади. Но куда продуктивней, чем оно, — в 20–30 раз — будет земледелие.