Пограничье
Шрифт:
Но в отношении женщины к мальчику не было того омерзительного любопытства, которым сопровождается обычно тяга к уродству. Была забота и нежность, которую многие приняли за нечто большее. И во дворец потянулись все те, кто хотел приблизиться к трону, не забыв прихватить с собой своих юных сыновей.
Когда полукровка вырос, вектор поменял свою направленность. Но и Аугусте Нель, и Павлику Эро всегда было наплевать на глупые сплетни. Они знали, что это просто дружба. Которая родилась из ничего и… так позорно закончилась во время кукольного чаепития в
Трясло. Пока перебирал в голове все не замеченные сразу намеки и сигналы об опасности, пока принимал решения, ненавидел магию эльфов и глупость хранителей-недоучек, пока боролся с мучительным желанием разбить свою глупую голову о стену.
Сонья шла рядом молча, доверчиво вложив свою руку в его ладонь. И от этого трясло еще больше. Когда же с внутренним накалом уже стало невозможно бороться, когда чувства все-таки хлынули наружу, он сжал до хруста тонких косточек в теле и прошептал, втягивая ноздрями нежный осенний запах ее волос:
— Все равно не отдам!
Первый нашел. Первый увидел. Первый открыл весь океан скрытых под полупрозрачной кожей чувств и эмоций. И делиться этим океаном с кем-то еще не намерен. Поэтому пусть катится весь древний эльфийский род к чертям. Плевать на его потомков, плевать на все, кроме…
— Павлик, задушишь! — пискнула Сонья, но из объятий вырваться не спешила. Это хорошо.
— Что вообще происходит?
— Зачем ты согласилась на обязательства, глупая? — произнес импульсивно и внутренне застонал, поздно сообразив, что приставка про глупую была лишней.
— Я не соглашалась, — нахмурилась непонятно, с ней всегда все непонятно, все на грани: обижена, расстроена или испугана? — Она спросила, а я ответила. Вот и все.
Порывистым движением закатала рукав, демонстрируя Павлику древнюю бабочку Нель.
— Что это такое?
— Бабочка.
Глупый ответ. Неправильный. Но дай, пожалуйста, подумать, хотя бы секунду!
— Поль! — низким, чуть хрипловатым голосом и взгляд исподлобья, сквозь полумесяцы розовых очков. Твою же… Проклятье. Когда она ТАК произносит его имя, когда смотрит при этом укоризненно и строго, она достигает просто поразительного эффекта. И явно не того, на который рассчитывала. Совсем не того.
— Это… это просто… — дверь открылась бесшумно, но мама молчать не стала.
— Вы ведете себе неприлично!
Спасибо тебе, Мать-Хозяйка, за то, что Лорридис Рис умеет так вовремя и к месту появляться.
— Что подумают соседи? Что в моем доме негде уединиться молодоженам?
А может, и не спасибо. Потому что рыжеватые брови задумчиво приподнялись, придавая бледному лицу выражение испуганного изумления.
— Мам, правда, мы через минуту придем.
— Минуту! — дверь закрылась так же бесшумно, как и открылась, оставив Павлика наедине с разгневанной волчицей. А времени на размышления она давать ему не собиралась.
— Соня, у меня к тебе предложение.
— Да?
Полные губы подрагивают нетерпеливо, не зная, расплыться им в улыбке или
— Выходи за меня замуж, — и не выдержав, просительно и почти заискивающе:
— Пожалуйста.
Сначала она застыла, словно окаменела, похолодела, весьма не фигурально: Павлик почувствовал, как стремительно понижается температура ее тела и только что теплые пальцы в его ладони вмиг стали ледяными. И еще она, кажется, перестала дышать.
— Соня?
Из заметной реакции только расширившиеся зрачки, полностью поглотившие зелень радужки, да еще едва ощутимая дрожь.
Отшатнулась так, словно он вдруг превратился в змею. Или в ту самую жирную и волосатую гусеницу, которая напала на нее ночью.
— Сонюш! — это уже было не смешно. Впервые в жизни Павлик озвучил предложение о свадьбе. Хотелось бы услышать хотя бы внятный ответ.
— Нет!
И лучше бы, конечно, это было «Да!»
— Пусти. Пусти! Пусти! — Сонья вдруг начала вырываться из его легких, не совсем настоящих объятий так, словно он ее убивать здесь собрался.
— Подожди, я…
Нет, ждать она не собиралась. С удивительной для ее хрупкого на вид тела силой она оттолкнула Павлика в сторону и ринулась в кусты. Конечно же, он бросился за ней следом. И, конечно же, замер, когда она, склонившись под маминым любимым жасмином, натужно застонала.
— Можно было ограничиться простым «нет», — пробормотал себе под нос Павлик и тяжело вздохнул.
Ну, что же. Видимо, бабушкина пословица о том, что первый блин комом, придумана не на пустом месте. И события сегодняшнего вечера превзошли все ожидания Павлика и повергли на колени даже его богатое воображение. Ибо молодой, успешный и весьма симпатичный мужчина никак не мог предположить, что после его предложения руки и сердца объект обожания рванет в кусты, чтобы распрощаться с ужином.
Ладно.
— Соня? — дотронулся до сгорбленной, вздрагивающей спины.
— Уйди, пожалуйста.
Лучше бы ее тошнило, честное слово. Потому что тошноту можно было бы списать на несвежее пирожное. Или, например, Аугуста Нель что-то в чай подсыпала. Или вирус кишечного гриппа, тоже неплохой вариант. Но слезы...
— Черт. Как же стыдно-то! — она закрыла лицо руками и тихонечко заскулила.
И тут снова появилась мама:
— Между прочим, тошнота на ранних сроках беременности...
— МАМА!!!!
Сонья уменьшилась в размерах и застонала.
— Прости меня, пожалуйста! Это не из-за тебя, — она все-таки решилась посмотреть на Павлика влажными глазами. — Ты очень хороший, но...
Только не фраза про друзей! Это будет уже слишком!
— Но я не могу. Я неправильная...
Он порывисто притянул ее к себе за плечи, и она доверчиво прижалась к его рубашке мокрым лицом.
— Просто во мне что-то сломалось тогда...
И без какого-либо перехода, проигнорировав все правила риторики, будничным тоном закончила: