Пограничник

Лаврентьев Александр

Использовав замешательство Хурмаги, Иван со всей силы толкнул плечом черную створку и выбежал вон.

Он оказался на лестничной площадке. Сообразив, что выше последнего этажа только крыша, Иван бросился вниз. Он едва не упал между этажами, перед глазами плыло, к тому же башню раскачивало. Иван кое-как забросил винтовку за спину, вцепился в перила, стараясь не упасть. Где-то глубоко в недрах башни снова от невыносимого напряжения застонали опоры. Все происходящее походило на сон. Кошмарный сон, от которого хочешь, но не можешь проснуться.

— Мария! — закричал Иван изо всех сил. — Мария!!!

Шатаясь,

он сбежал на следующий этаж, распахнул первую попавшуюся дверь, пробежал по коридору, заглядывая во все комнаты, которые попадались ему на пути. Те двери, которые не открывались, он выбивал ногой или прикладом. Ему попадались и роскошные квартиры, теперь загаженные кандарами, и медицинские кабинеты, в которых не осталось ни одного целого предмета, и спортзалы с выбитыми окнами и поломанными тренажерами. Ивана преследовало ощущение, что Конец света наступил давно, не меньше пары месяцев назад, но разум напоминал, что чувства обманчивы. Казалось, что наступление хаоса может остановить присутствие хотя бы одного живого человека, но людей больше не было. Он хорошо помнил это ощущение, сталкиваясь с ним во время войны, входя в брошенные всего несколько дней или часов жилища. И он каждый раз поражался, как быстро дом, который еще вчера был родным для большой семьи, превращался в заброшенную мертвую развалину, даже если стены его были абсолютно целы.

— Марья!!! — не переставая звал Иван, и ему было все равно, слышит ли его Хурмага. — Мари-и-я! Мария!!!..

Но в ответ — тишина, прерываемая стонами разрушающейся башни. Обойдя этаж и вернувшись на лестницу, Иван спустился этажом ниже и снова побежал по коридорам. Вереница комнат, офисов, залов, ресторанов, танцполов и спа-салонов казалась бесконечной. Потом Иван спустился еще ниже, а потом еще. Его охватывало отчаяние. Башня была огромной. Временами Ивану казалось, что он слышит за спиной шипение, он оборачивался, хватаясь за оружие, но сзади было пусто.

Между тем ему становилось все хуже, начало тошнить, временами в глазах чернело, и он на секунды терял сознание. Темнота подступала к Ивану и как живая неотступно следовала за ним. Ее не могли разогнать ни яркий свет ламп, льющийся с потолка, ни крик, ни движение. И в этой темноте кто-то обитал — Ивану то и дело чудились писк, шуршание, шорох, словно тьма таила в себе миллионы живых тварей. Тьма сгущалась за спиной Ивана, поджидала его в углах и под лестницами, жила своей жизнью за барными стойками и перевернутой мебелью.

Иван останавливался, ждал, привалившись к стене, пока в глазах прояснится, потом шел дальше, шатаясь и хватаясь за стены. Башня сотрясалась, падала мебель, со звоном билась уцелевшая посуда. Иногда Иван слышал рев левиафана. Быть может, тот звал кого-то или, наоборот, оповещал всех о собственном существовании, а может быть, просто злился на Дикороса.

Иван спустился еще ниже. Он охрип, но все равно продолжал кричать и звать Марию.

Не останавливаясь, нащупал в кармане флягу, вытащил, открыл, прополоскал рот водой, избавляясь от привкуса крови, сплюнул, потом сделал несколько глотков. Похоже, он попал в ловушку, но ему уже было все равно. Даже если это так, что из того? Быть может, где Хурмага, там и Мария? А там, где Мария, там и наконечник копья? Все это сильно

смахивало на сказку про Кощея Бессмертного, которую читала ему в детстве мать. Смерть в игле, игла в яйце, яйцо в утке, утка вообще непонятно где…

Вдруг в одном из коридоров он услышал плач. Он сразу вспомнил, где раньше слышал похожий: он слышал его там, в промерзшем окопе, у блиндажа, в котором Хурмага только что убил двух пограничников. Иван помнил ту ночь так ясно, словно она была вчера. И Цырен был еще жив, и холод забирался под овчинный полушубок, и ветер нес бесконечную поземку по ледяной пустыне.

— Да, Цырен, не гадали мы с тобой, что так все это закончится! — вслух сказал Иван, и темнота, будто испугавшись его голоса, расступилась.

Иван постарался понять, откуда идет звук. Плач слышался отчетливо, словно плакали где-то совсем рядом. Не веря в свою удачу, он пробежал по коридору, толкнул дверь, из-за которой, как ему казалось, и доносился леденящий душу всхлип.

Дверь оказалась заперта, но остановить Ивана было трудно. Он выбил ее ногами, помогая себе прикладом, и вошел.

В темноте действительно плакали. Трясущимися руками Иван включил фонарь, и в кругу света на полу увидел Марию. Она лежала, отвернувшись к стене и поджав ноги. Одежда ее превратилась в грязные лохмотья. Когда луч света упал на Марию, она не пошевелилась, и стало ясно, что плакала не она. Ему даже показалось что она вообще спит.

— Мария… — прошептал Иван. Горло перехватило, и вместо слова получился хрип. Он нашел ее. Это было невозможно, нереально, этого вообще не могло быть, но он нашел ее… Он гладил ее голову, гладил ее грязные волосы, он гладил и ее лицо, плечи, руки. Потом он начал целовать ее глаза, щеки, губы, но ощутил на своих губах только вкус крови…

Она была мертва…

— Мария… — в отчаянии прошептал он, словно это могло ее вернуть. — Я опоздал, Мария… — Он поднял Марию, прижал ее к себе, словно все еще надеясь, что все не так, что все — только кажется, мерещится, что он вот-вот проснется…

И с изумлением почувствовал, как тело ее становится все легче и легче, и — ! — оно растаяло у него в объятиях. Он сжимал пустой воздух. Все, что должно было произойти с Марией в этом мире, свершилось.

Он не знал, сколько просидел в темноте. Фонарик разряжался. Тьма сгущалась. К реальности его вернул громкий шорох, раздавшийся за спиной. Иван обернулся, заметив, как непонятное существо спряталось от него. Иван несколько раз глубоко вздохнул, вытер слезы, поднял оружие и встал.

Пришло время умереть.

Иван не спеша набил магазин патронами и вышел в освещенный коридор. Левая рука не слушалась, но это было неважно. Умереть можно и с одной рукой. Он не помнил, сколько времени поднимался обратно, наверх, и пришел в себя только на пороге проклятой черной двери.

Майор Хенкер стоял у окна и смотрел на развалины Москвы. Он не обернулся, когда Иван вошел.

— Что, сходил, пострадал? — бесстрастно поинтересовался он, все так же не отрываясь от вида разрушающегося города. — Она была слишком слабенькой. Городская девочка. Конви. Раньше народ был крепче. Богатыри не вы, так сказать. Мне и самому жаль, что она быстро умерла, — я ничего не успел: ни с ней развлечься, ни тебя помучить.