Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!»
Шрифт:
Михаил Андреевич Лесков был отнюдь не добряком, легко прощавшим трусов. Он без колебания приказал бы расстрелять бывшего лейтенанта и двух-трех его помощников, сбежавших из боя. Но майор видел, какие потери понесли штурмующие роты и в каком настроении вернулись уцелевшие красноармейцы.
– Опять под пулеметы сунули!
– Башкой думать не хотят. Вперед да ура!
А один из бойцов, рассматривая продырявленную штанину, заявил:
– Пусть убивают, но я на эти бревна больше не полезу. Командиры, мать их
Лесков не хотел нагнетать расстрелом и без того напряженную обстановку. Капитан Зимин погнал под огонь людей, не рассчитав последствий. Пытался победить врага массой, штыками, нахрапом, что нередко приветствовалось перед войной. Вперед, орлы! Насадим врага на штык! Вот и насадили.
Пограничники отмалчивались и выглядели подавленно. Они не верили в авторитет Григория Зимина. Переговаривались между собой, что лучше бы операцию возглавил командир заставы Журавлев. Он и оборону весь первый день умело держал, и людей сумел вывести.
Впереди продолжался бой, звучали выстрелы орудий, а полк намертво застыл возле моста. Григорий Зимин потянулся было по старой привычке к фляжке с водкой, но ее отодвинул в сторону Лесков.
– Давай тогда уж вдвоем глаза зальем и прикончим полк прямо у этого оврага. Ты мне лучше скажи, почему гансы мост не взрывают?
– Втягивают сюда таких, как мы, дураков и долбят десятками. А кто и в плен сдается. Ловушка! Знают ведь, что артиллерию по этим тропам не протащишь.
Пришли разведчики и доложили, что в тыл полка вышел немецкий отряд. Небольшой, примерно взвод. Огонь пока не открывают, ждут, судя по всему, подкрепления.
– Стиснут с двух сторон, ударят из минометов, это и будет ловушка. Надо отсюда выбираться! – решительно заявил Лесков.
Поразмыслив, выдвинули вперед пулеметы, лучших стрелков и стали готовиться к повторному штурму.
– Теперь до конца пойдем! Хвост нам зажали, путь только вперед! Атаку возглавим мы с Журавлевым и Зелинским, – прикуривал очередную цигарку майор. – Ну, а следом твоя очередь. Или прорвемся, или здесь ляжем.
Торопливо готовились к прорыву. Тем временем связист Геннадий Белых налегке, с одним наганом за поясом, перебрался на другую сторону оврага и нашел Андрея Мальцева.
– Журавлев просил вас срочно ударить, – тяжело дыша, передал он приказ. – Через полчаса весь полк на штурм пойдет. Там уже все подходы погибшими завалены, остальные пропадут.
Лейтенант Кондратьев, дважды раненный, делал отчаянные попытки продвинуться вперед. Он видел, что бандеровцы, понеся потери, активности не проявляют. Оставшийся в живых фельдфебель не смог поднять их для броска. Но каждый раз, когда группа Кондратьева поднималась, плотный огонь не давал продвигаться.
Фельдфебель, меняя магазины, стрелял по очереди из двух автоматов. Опыт накопил немалый, боеприпасы тоже имелись, и тупоносые
Кондратьев, забрав винтовку у кого-то из саперов, выполз на открытое место. Сил хватило лишь загнать патрон в ствол. Солнце сверкало раскаленным диском, жгло пробитый бок, из которого продолжала сочиться кровь. Выстрел ударил куда-то вверх, а над ухом терявшего сознание взводного кричали:
– Лейтенанта убили… насмерть.
Бандеровцы оживились и начали бросать гранаты, которые до цели не долетали, но прибавили врагу смелости.
Отделение Мальцева тоже несло потери. Очередь из ручного пулемета убила наповал сапера. Пограничник с девятой заставы, раненный в лицо каменным крошевом, лежал, зажимая ладонью глаз.
– Я его не чувствую. Выбило, да?
– Нормально… терпи.
Мальцев взял с собой Геннадия Белых, двух саперов, а Грицевичу и Орехову приказал:
– Ведите вместе с остальными огонь. Прикроете нас.
А где они, остальные? Один лежит на дне оврага со сломанной ногой, другой убит, третий ничего не видит, хотя и пытается нащупать винтовку. Из девяти бойцов в строю остались шестеро. Надо рисковать. Другого выхода нет.
И впереди не просто бой, а схватка с бандеровцами, от которых не только пощады, но и легкой смерти не жди. Ненависть, желание побыстрее расправиться с недобитыми красноармейцами и пограничниками, изрубить их тесаками, исковеркать тела.
Сделав круг, бойцы ползли к восьмерке крепких мужиков в новых, пошитых в Германии мундирах. Пулемет бандеровцев перегрелся и теперь сыпал короткие очереди. Грицевич с Ореховым, лучшие стрелки заставы, выпускали пулю за пулей.
– Стоп! Дальше нельзя. Бросаем «лимонки» по команде с задержкой в секунду.
Все поняли сержанта. Не добросить до бандеровцев шестисотграммовые Ф-1. Кидать придется с расчетом, что они взорвутся в воздухе и накроют врага осколками сверху. Кого-то ранят, оглушат, а дальше как карта ляжет. Грицевич все же накрыл осторожного пулеметчика. Высматривая сектор обстрела, тот чуть-чуть высунулся, показав верх черного кепи. Пуля ударила вскользь по макушке, отбросила картуз с серебристым трезубцем. Испуганный крик пулеметчика слился со щелчками взведенных взрывателей «лимонок».
Четыре гранаты взорвались с недолетом. Вроде хвалят знаменитые Ф-1 с их осколочной рубашкой, но чугун крошится от взрыва, эффективного удара издалека не получается – это Мальцев хорошо знал. Однако треск сразу четырех гранат оглушил, пригнул оуновцев, кого-то ранило осколками. Один вскочил и попал под выстрел Кости Орехова.
Бежали навстречу друг другу с расширенными от злобы глазами. Орехов стрелял из самозарядной винтовки, но мазал на бегу. Один из бандеровцев точным выстрелом свалил связиста Геннадия Белых. Шлепок пули, короткий стон и бьющееся в агонии тело.