Погребенные
Шрифт:
А потом я перестала дышать, захлебнувшись кислым запахом гнилых тел. Я всё ещё находилась в сознании, сидела с широко раскрытыми глазами, но вместо чёрной комнаты из сна видела новую, резко изменившуюся реальность. Всё происходило как наяву, но только явь оказалась совсем не такой, какой мне бы хотелось её видеть.
Кофейня была в крови, словно пасмурное парижское небо извергало совсем не дождь. Красная густота стекала по внешним окнам, но через щели просачивалась внутрь, быстро покрывая пол. В груди Жерара зияла дыра, его тело тяжёлым грузом привалилось
Что-то обожгло подбородок, когда я вгляделась в ещё подрагивающее в предсмертной агонии тело Жерара. Я потянулась к своим губам, а когда отняла пальцы, увидела на них кровь. Она была везде. Я глотала её, выдыхая в такт трепетному биению сердца в сжатом кулаке. Кровь сочилась, струилась по запястьям, затекая в рукава рубашки.
Прежде чем в голове зазвучала уже привычная фраза, я заглянула в зеркало на всю стену. Женщина, которая улыбалась в отражении, не напугала меня. Не могла напугать, ведь в её иссиня-чёрных глазах я видела себя. Узнавала себя. Это и была я. Настоящая я.
II
Когда утром следующего дня в одной растянутой футболке и с полным бардаком на голове я зашла в клинику, у меня тряслись руки. Я спрятала их в карманы джинсов и вжалась в стену у входа в кабинет доктора Робинса, подсознательно желая с ней слиться.
Милые семейные пары с проблемами в постели, буйные подростки с кризисом переходного возраста – вот, кто посещал эту богом забытую психологическую клинику. Я же, вспоминая свой вчерашний припадок, сильно сомневалась, что здесь мне могли помочь, но остро нуждалась в простом разговоре, хоть каком-то намёке на то, что не всё ещё потеряно.
С Жераром, конечно, ничего не случилось. Когда я открыла глаза, хватая руками воздух в идиотской попытке зацепиться за реальность, он сидел на полу рядом и беспокойно дёргал свои волосы.
Никогда прежде видения не вмешивались в реальность. Засыпая, я была готова к тому, что будет, а просыпаясь, не испытывала сомнений насчёт того, что увиденное по-прежнему оставалось просто сном.
Ситуация с Жераром выходила за допустимые рамки. Я не осознавала, что всё вокруг – очередная иллюзия. Прожила тот эпизод как частичку реальности и, даже очнувшись, продолжала ощущать металлический запах и привкус крови.
Когда сгорбленная фигура доктора замаячила на горизонте, от нервов я уже выхлебала всю воду из кулера.
– Прошу прощения? – Психолог посмотрел на меня поверх очков и нахмурился так, словно видел впервые.
Я вытерла потные ладони о джинсы и промямлила:
– Аника Ришар. Я вчера приходила к вам на приём.
– А, точно. – Он принялся открывать дверь в кабинет, кажется, не сильно заинтересовавшись целью моего визита. – Шиповник не помог?
– Не очень.
– Что ж, тогда запишитесь на завтра. Сегодня у меня полная загруженность.
– Я не могу ждать до завтра. У меня крыша едет… – Я приставила палец к виску и наглядно его прокрутила.
– Тут у всех едет крыша, у меня
– Просто поверьте, что у меня…
Девушка-администратор замедлила шаг, с немым вопросом на круглом краснощёком лице уставившись на доктора. Они обменялись взглядами, и она двинулась дальше. Я засмотрелась на то, как гипнотизирующе при походке покачивались её бёдра, когда доктор Робинс щёлкнул шариковой ручкой прямо у моего уха и повторил:
– Аника, вам пора.
– Пожалуйста, – пробормотала я, обратив на него полный ужаса взор. – Мне нужна помощь. Я смогу заплатить вдвое больше.
– Аника, – доктор закатил глаза. Вчера он показался мне куда более приятным человеком. – Ришар?
– Ришар, – бодро, с надеждой на лучшее, подтвердила я.
– Банк отменил предыдущую оплату, потому что ваши счета заморожены.
У меня дёрнулась скула, и я стиснула зубы, сдерживая желание разрыдаться от досады, но доктор уже одной ногой переступил порог в кабинет.
Собираясь захлопнуть дверь с обратной стороны, Робинс приподнял голову, чтобы проводить меня глазами. Я посмотрела в ответ, рукавом кофты вытирая бегущие по щекам слёзы.
– Я… я думала, что убила человека.
Меня передёрнуло, словно до тех пор, пока я не озвучила своё вчерашнее видение, оно было маленьким безобидным котёнком, а повиснув напряжением в коридоре клиники, превратилось в дикую невоспитанную чихуахуа. Или бульдозер, без тормозов мчащийся на меня по пустой дороге.
Несколько минут доктор Робинс молча пялился в планшет с бумагами, которые прижимал к груди. Негромко выругавшись себе под нос, достал из кармана халата телефон. Попросив подвинуть следующего пациента, окинул взглядом коридор и, убедившись, что на нас никто не смотрит, поторопил меня зайти внутрь.
– Это доставит кучу неудобств. Следующий пациент – проблемный парень, которому от прошлого передоза до сих пор мерещится его покойная тётка.
Губы расплылись в улыбке сами собой. Я не хотела улыбаться, но за последнее время слишком привыкла делать вид, что все хорошо. Привыкла настолько, что почти смогла убедить саму себя в том, что не испытываю боль.
Только вот я её испытывала. Всегда. Когда я просыпалась и смотрела в окно, мне было больно. Когда я думала о будущем, мне становилось страшно. Я могла раствориться в этой боли. Могла позволить ей контролировать себя, но вместо этого выбрала улыбку. Так я справлялась со всем этим, и так планировала продолжать бороться.
– Вы ведь психолог. Почему вы принимаете психов? – Хотела добавить «вроде меня», но решила оставить такое громкое оценочное суждение доктору. Устроившись в неудобном красном кресле, я посмотрела в окно, из которого открывался вид на стройку, и вспомнила потрясающий вид на Сену. По крайней мере когда-то он казался таким, пока высшее общество не вытурило меня на улицу, а в голове не начался «праздник» с фанфарами и кошмарами, которые обрели материальный облик в реальном мире.
– Не все психи хотят считать, что они психи. Домашним проще рассказать о том, что идёшь к психологу, а не к психиатру. На ваше счастье, я побывал в обеих шкурах и знаю, как отличить психа от реального психа.