Погружаясь во тьму
Шрифт:
Гарри же продолжал отчитывать ее, явно что-то зная.
– Ну, прости, мне ведь так нравится смотреть на ее ревность, - решила подыграть она, прижимаясь к его руке. – Сам знаешь, что мне тяжко удержаться.
– Но все же не стоит так увлекаться, а то мы никогда проект не доделаем, - покачал он головой. – И… - он замолчал и обернулся.
Взгляд его был необычно серьезным и нахмуренным. Смотрит куда-то в пустоту и о чем-то думает.
– Она ушла.
– Кто? – не понимала Панси.
– Моя сестра, - ответил он, все еще смотря
– А?
– Похоже, скоро она придет с вопросами.
Паркинсон не совсем понимала, что это значит, но это вряд ли какая-то шутка. У него вроде как есть способность чувствовать что-то, потому его словам можно доверять.
А раз так…
– Пусть приходит, - улыбнулась слизеринка. – У меня есть, что ей сказать....
Глава 27. Неприятный разговор.
Шум волн ласкал слух и приносил странное чувство упокоения и спокойствия, несмотря на всю бурю, что царила в его душе. Волны накатывались на песчаный пляж и разбивались о камни, а брызги воды орошали отвесную стену скалы, что возвышалась над буйными волнами.
Легкий ветерок подхватил вечернюю прохладу и последние лучики заходящего солнца, которое будто погружалось в океан далеко на горизонте. Небо окрашивалось алым у самого светила, словно последняя линия обороны тепла, перед надвигающейся холодной темнотой, но с каждым мигом все больше сдавало позиции.
Это была поистине прекрасная картина, но человек, что мог бы оценить эту красоту, увы, сидел к ней спиной и лишь с грустью смотрел на то, что было перед ним.
Он плотнее закутался в черный плащ, и, несмотря на странный холодок, что исходил от этой вещи, сейчас его израненной душе это было сродни нежным объятьям того, кто его любит.
– Я… не забуду… - прозвучали слова и были подхвачены налетевшим ветерком. – Не забуду…
***
Тук-тук-тук!
Какой-то резкий звук вырвал меня из сладких объятий сна.
Странное чувство меланхолии начало отпускать, и я возвращаюсь в суровую реальность из тех необычных ощущений, что испытывал только что.
– А? – открыл я глаза и несколько секунд смотрел в потолок. – Что… мне снилось?
Сон, который казался таким ярким и четким только что, выветрился из памяти, словно там никогда его и не было.
Единственное, что запомнилось мне – это запах моря и шум волн, которые я никогда в жизни не видел, а все остальное просто не отложилось во мне и исчезло, как исчезает утренний туман.
– Что-то меня на лирику тянет, - вздохнул я.
Тук-тук-тук!
Вновь повторился стук в дверь.
Ко мне редко кто заходит. Особенно в такую рань.
Стук вновь повторился, и мне пришлось
– Открывай, я знаю, что ты не спишь! – послышался оттуда знакомый голос моей сестрицы.
Эта ведь не уйдет, терпения у нее достаточно, чтобы там долго сидеть.
И откуда она знает, что я уже не сплю? Может, женская интуиция?
– У тебя есть доступ, - ответил я, вставая с кровати.
Дверь открылась, и Генриетта сама вошла в комнату.
Я ей доступ еще тогда открыл, но вычеркнуть ее из «гостей» все время забываю. Хотя вряд ли получится. Руны же на мою кровь записаны, а кровь у нас одна, потому доступ в мою комнату у нее всегда будет.
Она прошла внутрь и на секунду остановилась, осматривая помещение. С тех пор, как мы играли, здесь почти ничего не изменилось. Ну, разве что я вчера все-таки постарался и вынес оставшийся мусор по соседним кабинетам, очистив площадку для будущей лаборатории. Некоторое время она молча осматривала все, а затем посмотрела на меня, зевающего и протирающего глаза.
Надеваю очки и смотрю на сестру, которая, как всегда, бодра и свежа в такую рань. Хотя, если учесть, что на ней спортивный костюм, она явно на пробежке была и по пути решила ко мне заскочить.
– Ты рановато, - хмыкнул я.
– Это ты пробежку просыпаешь, - фыркнула она.
– Да, заработался я вчера, - покачал я головой, разминая болеющие мышцы. – Не хотел еще дольше растягивать процесс подготовки лаборатории. Что у нас первой парой?
– Трансфигурация.
– Жаль, пропускать нельзя, - покачал я головой. – Придется бег сегодня отменить.
Двигаюсь в сторону графина с водой и напиваюсь, а то горло пересохло.
– Ну-с, - сказал я, поставив стакан. – Понравилось в мантии гулять?
Услышав мои слова, сестра резко побледнела.
О, да. Узнаю такую реакцию. Я также себя чувствовал, когда разок надел мантию-невидимку и едва не исчез под ней. Это холодное, замогильное чувство невозможно забыть, и именно его я ощутил вчера, когда мы с Панси шли по коридору. Только разок почувствовав этот холодок, я сразу понял, что это такое, и быстро сложил пару мыслей, поняв, кто рядом с нами.
Потому пришлось резко прерывать Панси, чтобы она случайно не сболтнула лишнего. Рассказывать Паркинсон про мантию пока не хочу, я не настолько ей доверяю, чтобы посвящать во все тайны. Мало ли что.
– Незабываемо… - выдавила она, поежившись. – Никогда больше ее не надену.
– Я тоже не хочу, - хмыкнул я. – Не знаю, что этот тип, которого мы встретили в том воспоминании, сделал с нашей мантией, но теперь использовать ее мы не сможем.
Этот «Друг», тот человек, облаченный в черное. Он вернул мне мантию, написав, что «печать» на ней сломалась. И когда я попытался ее надеть, то приобрел возможность проходить сквозь стены и живых людей, став настоящим призраком, но постепенно эта вещь будто выпивала из меня жизненные силы и постепенно растворяла в себе. Жуть какая.