Погружение
Шрифт:
— Прости за опоздание, — извинился он. — Кое-что случилось.
— Тебе повезло, — ответила я. — Я как раз собиралась уходить.
— Неужели? — спросил он, как будто не верил ни единому слову, ожидая, что я буду болтаться перед спортзалом всю ночь ради него.
Я кивнула и отвернулась, не хотела, чтобы он видел меня раздраженной. Я помнила, что пытаюсь соблазнить его, а не оттолкнуть.
— Красивые серьги, — сказал он, наблюдая за бриллиантовым гвоздиком в левом ухе.
Я усмехнулась. Я ничего не могла поделать. Это была его игра. Вести себя, как
— Ты готова? — спросил он, держа в руках камеру для снимков выпускного альбома.
Я кивнула и последовала за ним в зал. Он открыл мне дверь как джентльмен, ведя к скамейке, положив руку мне на поясницу. Я пыталась идти быстрее, чтобы уйти от его прикосновения, но он следовал за мной, не отнимая руки. Фактически, он держал ее там и тогда, когда мы сели в первом ряду.
Я дернулась.
—Проблемы? — спросил он.
Я снова дернулась, и он надавил рукой на мою поясницу, прежде чем убрал ее. Знаю, он хотел, чтобы я сказала что-нибудь об этом, но я не стану потакать ему.
— Я сниму первую игру. Ты вторую, — сказал он, готовя камеру и делая пробные снимки.
Девушки уже были на корте, разминались. В старой школе я никогда не уделяла внимание волейболу, никогда не ходила на игры. Я думала, что мне будет безумно скучно, но как только началась игра, я обнаружила, что кричу и подбадриваю команду так громко, как никто из болельщиков. Это была захватывающая игра, и я испытывала глубокое уважение к девушкам, которые с силой подбрасывали мяч над сеткой. Я бы хотела быть такой же сильной.
Я почти не осознавала, что Кэл двигался cбоку, делая фотографии, но в какой-то момент я заметила, что он был чуть ли не на линии огня. Ну, так было бы, если бы одна из игроков забросила мяч в аут. Я надеялась, что она это сделает. Я надеялась, что мяч ударит его прямо в лицо.
Она была слишком талантлива. Мяч приземлился прямо в углу внутренней линий. Я бы назвала этот удар «высококлассный». И Кэл, конечно, сделал идеальную фотографию мяча, летящего в него, правда, игрок на заднем плане немного не в фокусе — все еще вытянута вверх с поднятой рукой. Во время тайм-аута он показал мне экран камеры. Признаю, это был прекрасный снимок.
— Возможно, ты должен сделать все снимки, — сказала я. — Я не дружу с камерой.
— Тогда почему ты присоединились к ежегоднику? — спросил он.
— Ну, я приличный писатель, — ответила я. — Я просто подумала, что напишу все заголовки, страницы резюме и прочее.
Он кивнул.
Я подумала, что пришло время задавать вопросы. Я должна убедиться, что ни затопила его вопросами, и что он не начал чего-либо подозревать. Я хотела, чтобы он думал, что я искренне заинтересована его потрепанной жизнью.
— Так чем ты занимаешься
— Ну, для начала, ежегодником, — ответил он.
Я мило улыбнулась.
— Также я в команде по плаванию, — сказал он.
— О, вот почему у тебя такие руки, — ответила я.
Ему понравился такой комментарий. Я знала, что так и будет. Его тело раздулось от лести.
— Да, я много плаваю, даже когда не соревнуюсь.
Что бы это значило?
— Это вроде своеобразной терапии? — спросила я.
— Я не знаю, — ответил он. — Никогда не думал об этом. Говоря о терапии, что с тобой случилось сегодня в коридоре? Я слышал, как кто-то сказал, что ты упала в обморок.
Я слегка покраснела и отвела глаза.
— Ничего, — пробормотала я.
— Обморок — это не «ничего» — давил он. — Ты больна или что-то еще?
Мне было неловко. Вопрос вышел суровым и обличающим. В его тоне не было ни капли озабоченности или сочувствия, но потом я посмотрела на его лицо. Он был полон беспокойства, или, может быть, парень просто очень хорошо притворялся.
Я не знала, должна ли признаться ему. Это сделает меня слабой в его глазах и слишком уязвимой. Тогда я подумала, что это могло бы пойти мне на пользу. Каким-то больным, образом, но он бы хотел услышать все о случившемся, симулируя участие, пока убеждал бы меня в своей обеспокоенности. Теперь я не знала, как он использует эту информацию в будущем.
— У меня бывают приступы паники время от времени, — призналась я.
Он молчал, и я мялась в нерешительности на своем месте.
— Из-за чего? — спросил он.
— У меня тяжелый случай клаустрофобии, — объяснила я. — И да, знаю, я была в коридоре. Не в шкафу и тому подобное. Но у меня случился приступ. Я на самом деле не знаю, что послужило тому причиной.
Это была ложь. Я сходила с ума ото всех милых, напуганных девушек, которых видела. Или представляла. Я не могла вспомнить. Я просто знала, что что-то молчаливое и злое происходило в этой школе, и мое тело отключилось из-за этого, защищаясь.
Кэл выдохнул.
— Полагаю, ты не занимаешься всей этой «заниматься-сексом-в-машине» фигней.
Я уставилась на него, потрясенная.
— О Боже, я просто пошутил, — сказал он быстро. — Это задумывалась как шутка.
Я не знала, что сказать, поэтому просто ответила:
— Я пойду, возьму себе попить.
Он поймал меня за руку, когда я встала.
— Брук, я сожалею. Это, правда, была дерьмовая шутка.
Я проигнорировал его извинение, сосредоточив внимание на том факте, что он назвал меня «Брук». Впервые. Он обращался ко мне десятки раз в коридоре. Всегда «Бруклин». Теперь я была просто «Брук». Он знал, что все испортил, и ему пришлось ускорить свои планы. В течение короткого периода, я думала, что больше никаких игр не будет. Больше он не заставит меня трудиться, чтобы попасть в его небольшой клуб. Он не хотел упускать возможность обладать мной, особенно если он мог стать свидетелем панической атаки как результата.