Погружение
Шрифт:
Я не была уверена, что в состоянии ехать домой. В моей голове продолжало неумолимо стучать, и я знала, что не должна рисковать, выезжая на дорогу. Я оглянулась в поисках своей сумки, нашла ее на заднем сиденье и подумала, что это странно. Я никогда не кладу сумку на заднее сиденье. Я всегда кладу ее на пассажирское сиденье рядом с собой. Я достала мобильник и позвонила папе.
— Дорогая? Я думал, ты к этому времени уже будешь дома. Игра еще не закончилась? — спросил папа.
— Какая игра?
— Смешно, Брук, — ответил папа.
Я
— Папа, я не очень хорошо себя чувствую.
Я отогнала слезы. Я не готова плакать сейчас, потому что не знала, из-за чего плачу.
— Что случилось? — я представила, как папа сидит в своем кресле, прямой, как стрела, готовый по моему сигналу броситься за пистолетом.
— Я не знаю. Но я проснулась в своей машине. Должно быть, я потеряла сознание. Не думаю, что в состоянии вести машину, — ответила я. — Ты приедешь за мной?
— Запри двери. Я буду там через десять минут, — сказал папа.
Я повесила трубку и откинула голову на подголовник. Какая игра? Я попыталась вспомнить, на какой игре я была. Я должна была идти куда-то после школы. Я должна была что-то сделать. И тут я вспомнила. Бейсбол! Я ходила на бейсбольный матч, но я не помню, чтобы уходила оттуда. Думай, Брук, думай! Но я не могла ничего вспомнить. Ни малейшего воспоминания о том, что произошло после игры. Подъехал папа, и я открыла ему дверь. В этот момент я почувствовала себя снова маленькой шестилетней девочкой, которая заработала ушибы и переломы, неудачно упав с велосипеда. Я не сказала ни слова, просто протянула ему руки вверх ладонями, чтобы увидел следы на моих запястьях, глубокую рану в миллиметре от крупного кровеносного сосуда.
А потом я заплакала. Я плакала, потому что знала, из-за чего плачу. Кто-то причинил мне боль. Пока это было все, что я знала, но это заслуживало слез.
Папа осторожно помог мне встать с сиденья, и только тогда я заметила тупую боль между ног. А потом я заметила еще одну боль — жжение в заднем проходе.
— Папочка, — прошептала я, цепляясь за него и рыдая ему в плечо.
— Все в порядке, дорогая, — ответил папа, поглаживая меня по спине.
Я громко рыдала, пока папа нежно покачивал меня из стороны в сторону, словно мы танцевали медленный танец под ужасную несвязную мелодию, воспевающую зверское нападение.
— М-мне нужно в б-больницу, — заикаясь, сказала я.
И тогда я услышала, как папа всхлипнул, его грудь затряслась и задрожала, потому что он понял, что я имею в виду, и он не хотел, чтобы это было правдой.
***
Это было унизительно: раздвинутые ноги, мазки, анализ крови, вопросы. Я закричала, когда папа вышел из комнаты перед началом осмотра, и они установили бумажную ширму, отделив нас, чтобы я могла держать его за руку, пока они осматривают меня.
На большую часть вопросов я отвечала «Я не знаю». Я вспомнила лица всех нападавших, но не могла вспомнить, что они мне говорили. Почти все было как в темноте,
Исследования завершатся «через три дня».
— Результаты ДНК-теста будут через три дня, мисс Райт.
— Называйте меня Брук. Я долбаный ребенок, — огрызнулась я.
Медсестра ощетинилась, а потом вспомнила, что я жертва изнасилования. Жестокого изнасилования. Они жестоко надругались надо мной, до крови, и у меня были повреждения шейки матки. Мне сказали, что все заживет, и я смогу иметь столько детей, сколько захочу. Это слабое утешение, но я понимала, что они просто дают мне факты.
— Дорогая, может, ты еще что-то хочешь мне сказать, прежде чем я приведу сюда офицера, чтобы он поговорил с тобой? — спросила она.
Я подумала, что нет, а потом вспомнила ужасный стыд. Прямо перед тем, как я отключилась. Мне стало стыдно, и я попросила папу оставить нас одних на минуту.
— Девчачьи штучки, — сказала я, и он, кивнув, вышел.
Я взглянула на медсестру и отвела глаза:
— Мне кажется, у меня был оргазм.
Она ничего не сказала. Я подождала.
— Вы слышали, что я только что сказала? — я вскинула голову и встретилась с ее взглядом.
— Да, Брук. И это нормально. То, что у тебя был оргазм, ничего не значит, — сказала медсестра.
— Не значит, — меня это не убедило. Я подумала, что со мной что-то не так, раз мое тело говорит мне, что на самом деле мне понравилось.
— Оргазмы — это физический ответ. Они не говорят о том, что твое сердце хотело этого, — сказала медсестра. — Они определенно не демонстрируют согласие с твоей стороны.
Я минуту помолчала, уставившись на колени, обдумывая то, что она сказала.
— Но разве я не должна была быть так напугана и зла, что мое тело не должно было отвечать? — спросила я через какое-то время. — Не должно было мое тело закрыться или что-то типа того?
— Ты была зла. И я уверена, что была в ужасе. Но это не означает, что у тебя не могло быть физического ответа на стимуляцию.
Я съежилась от слова «стимуляция». Медсестра увидела это и подсела ко мне.
— Адреналин, выделившийся от злости и страха, вообще-то мог помочь твоему оргазму, — продолжала медсестра.
Я резко выпрямилась.
— Я просто пытаюсь помочь тебе понять, как твое тело и твой разум работают вместе, чтобы достичь оргазма, — объяснила медсестра. — И это не имеет ничего общего с желанием или настроением. Тебе не нужно хотеть этого, чтобы достичь оргазма. Понимаешь?
— Мне так стыдно, — прошептала я, и она обняла меня.
— Золотце, тебе нечего стыдиться. Ты не сделала ничего плохого. То, что ты чувствовала, взяли у тебя против твоей воли. Это никак не уменьшает и не ставит под вопрос то, что на тебя напали. Тебя изнасиловали, неважно, был у тебя оргазм или нет.