Похищение Черного Квадрата
Шрифт:
— Познакомьтесь, — сказал папа.
Мы познакомились. Один молодец назвался Николаем, другой — Колей.
Это наши офицеры, — объяснил папа. — Если операция пройдет благополучно, они первым же рейсом вылетят в Париж.
За родителями Ольки? — обрадовались мы.
Да. Надеюсь, дня через два они будут в Москве.
…До аэропорта мы доехали быстро. Мало того, что пробок в это воскресное утро не было, так еще многие водители каким-то чутьем угадывали, что с нами лучше не связываться, и поспешно уступали нам полосу.
В аэропорту мы разделились. Мы с Алешкой и еще один
На эскалаторе не хочешь покататься? — сердито шепнул ему я.
В метро покатаюсь, — съязвил Алешка.
Тут папин сотрудник что-то сказал вполголоса. Мы незаметно переместились поближе к ним: очень плохо подслушивался их разговор. Потому что в зале было довольно шумно — все время работала трансляция и объявляли на разных языках: рейс такой-то — произвел посадку; рейс такой-то — начинается посадка; рейс такой-то — вылет задерживается.
Папин сотрудник, оказывается, все время держал связь с другими сотрудниками. По рации. Но где эта рация? И почему мы ее не слышим? А он прекрасно принимал сообщения и вполголоса дублировал их для папы: наверное, у него был незаметный наушник. И микрофон.
— Объект «один» прошел таможенный досмотр. Объект «два» находится в машине возле четвертого подъезда.
Объект «один», как я догадался, это наш дорогой господин Алтынский. Объект «два» — «фиртурма» Симаков. По Алешкиным глазам я понял, что он об этом догадался еще раньше.
— Объект «два» идет на сближение. В руках чемоданчик типа атташе-кейс.
Папа что-то тихо сказал. Сотрудник кивнул и проговорил механически:
— Объект «один»: ручная кладь — небольшая сумка и атташе-кейс.
Через несколько секунд:
Приветствуют друг друга. Садятся в кресла, беседуют.
Видеосъемка ведется с двух позиций? — спросил папа.
Так точно. Принимаю: объект «один» встает. Производят обмен кейсами. Задержание.
Все? — подскочил Алешка. — И все?
А что? — улыбнулся сотрудник. — Чисто сработано. Это ведь не кино.
Ждите нас здесь, — сказал нам папа. — Мы — скоро.
Блицдопрос, — подмигнул его сотрудник, и они оба скрылись за дверью какого-то служебного помещения.
(И кстати, задержали в этот раз не только Симакова и Алтынского. Задержали и того таможенника, который проводил его досмотр. Этот «страж российских рубежей» уже был на подозрении.)
Алешка, поняв, что ничего интересного больше не будет, опять начал баловаться дверьми. Время от времени катался на эскалаторе. А я сел в свободное кресло и задумался. Я подумал: а почему вот все мы — папа, его сотрудники, мы с Алешкой — не сидим сейчас, например, дома за чаем или телевизором, не слушаем прекрасную музыку, не рисуем картины, не пишем книг и не делаем уроки? Потому что в нашем мире есть еще много петелиных, симаковых, алтынских. Еще много-много зла. И это зло мешает людям спокойно жить: сидеть дома за чаем или телевизором, слушать музыку и т. д. И значит,
Простенькая мысль. Но я давно уже убедился: все мысли довольно простые. Если их не усложняют сами люди. Кто по глупости, кто со зла.
Поехали! Где Алешка? — надо мной стоял папа и внимательно смотрел на меня. — О чем задумался?
О тебе, хотелось мне сказать. О твоей работе. О твоих помощниках. Но я ничего не сказал. Устал, наверное…
Когда мы вернулись домой, мама поливала цветы.
Тебе какая-то симпатичная девочка звонила, — сказала она мне.
А как ты узнала, что симпатичная?
По голосу, — ответила мама с улыбкой. Как съездили? Всех задержали?
Разве всех задержишь? — с досадой проговорил Алешка. — Они, как тараканы, размножаются.
Ничего, — сказал папа. — Нас все равно больше.
Оболенских-то? — спросила мама.
Честных людей.
Вечно вы от меня все скрываете. — И она пошла на кухню. И сказала оттуда: — Сделаю торт. У нас гость сегодня. Отец, ты бы переоделся. А вы бы прибрались.
Мы цветы польем, — сказал Алешка.
И вот раздался звонок в дверь. Мы все оказались в прихожей. Вошла Оля и поздоровалась со своей светлой улыбкой.
— Привет, — сказал ей Алешка. — С будущими родственниками пришла знакомиться?
Мама хотела дать ему легкий подзатыльник, но он увернулся, и она попала мне в плечо.
— Ничего, Дим, — сказала она. — Это к счастью.
Почему к счастью? Впрочем, я и так' был счастлив.
Ольга очаровала всех. Папа стал за ней ухаживать, а мама хвалиться своими детьми.
— Алешка прекрасно рисует, — взволнованно говорила она. — Дима прекрасно… — Тут она немного запнулась и стала шарить глазами по комнате в поисках подсказки. Нашлась: — Прекрасно обои клеит.
— И письма пишет, — подсказал Алешка. Мама вздохнула и, наверное, подумала: опять от меня секреты.
За чаем с подгоревшим тортом («Так-то пивала?» — хвастливо спросил Алешка) мы рассказали Оле о том, что за ее родителями уже поехали в Париж два молодца, одинаковых с лица, что главные жулики задержаны и уже дают признательные показания.
А Ольга в теплых тонах поблагодарила всех Оболенских и сказала, что ей звонили из банка и просили зайти.
— Разбогатеешь, — сказал Алешка, — купишь мои картины… И мою выставку устроишь, за свой счет.
В общем, мы очень здорово провели время. Но мне все время казалось, что очень многое навсегда осталось позади. Будто кончился один этап нашей жизни и начинается другой. Но так обычно бывает, когда неплохо сделаешь какое-нибудь дело. И грустно с ним расставаться.
Вот, пожалуй, и все. Снова начались будни. И снова Алешка с Ростиком устроили очередную проказу. Совершили побег. В Америку. На электричке.
Не смейтесь, это правда. Я совсем забыл сказать, что в области, в старинном лесопарке, построили для детей что-то вроде Диснейленда. И в одном из его уголков устроили как бы Америку. С вигвамами индейцев и с бизонами. Вот там и гастролировали родители Ростика со своими аттракционами — охота на бизонов и катание на них по лужайке.