Похищение Данаи

Соловьев Владимир Рудольфович

О чем-то бишь я? Вот и память уже дает осечки. К сожалению, время движется не в том направлении, куда следовало бы. Предпочел бы повернуть его вектор в обратную сторону - в молодость, юность, детство, пусть даже в бессловесное, бессмысленное, слюнявое и сопливое младенчество. От беззубого старика

к беззубому беби, жующему собственную какашку. Вплоть до материнского лона: мама, роди меня обратно! А закончить и вовсе сперматозоидом. Пусть там смерть, а не впереди.

После осмотра Саша сообщает, что док настроен оптимистически и надеется скоро выписать его из больницы. От обиды у меня аж глаза застилает.
– Но ты же сон с явью путаешь!
– кричу я.
– Я всегда их путал, - спокойно заявляет придурок.
– С детства. У меня есть даже стихотворение на этот сюжет.

– К черту стихотворение! Ты же Лену собственноручно придушил, а теперь живой объявляешь.

Поддел его наконец. Мрачнеет, в глазах слезы.

– Невыносимо думать, что ее больше нет. Нигде! Миллиарды людей, а ее нет. Как же так? И все из-за меня. Если б я только знал! Ему бы уже полтора годика сейчас... Нет, где-то она должна быть. Она есть. Точно знаю. Как же я без нее...

Жаль, конечно, придурка, но себя жальче:

– Вот именно! Один-одинешенек у себя в квартире. А здесь, что ни говори, общество.

– Почему один? А Галя?

– Галя?

Вроде дурачок, а какой предусмотрительный! А если в самом деле не он, а я - ку-ку? Или это я уже здесь повредился в уме? Или его выпущают как тихого помешанного, от которого окружающим никакого вреда? В любом случае он выйдет на волю, а мне здесь отсвечивать до могилы наедине с медбратом Вовой!

Да еще взамен Саши подселят какого-нибудь психа вроде меня. Перспектива, скажу вам.

– Мы с Галей будем тебя навещать, - утешает меня мой пока-что-сосед.

Медбрат Вова тем временем наглеет на глазах и подваливает ко мне все чаще. Я б ему, может, и дал - почему не попробовать? Пусть не семь лет, как Тиресий, но хоть несколько минут почувствовать себя бабой - однако по доброй воле, по моему хотению, а он признает только силой, иначе ему не в радость. "Ну и житуха пошла!
– жалилась мне днями эта гигантская амеба.
– Бабу ни соблазнить, ни изнасиловать - отдается, не дожидаясь, пока у тебя на нее встанет. Иное дело с мужиком - повозишься прежде, чем палку ему всунешь..." И, глянув на меня, плотоядно облизнулся. На регулярной встрече с американским консулом сообщил об измывательствах и поползновениях Вовы, в нарушение прав помешанного человека. Тот обещал поднять вопрос в госдепартаменте. Да что толку - войны из-за меня американский президент не объявит, а медбрат Вова подступает все теснее.

А где-то плещет эгейская волна, воздух звенит от цикад, неистовствуютмаки, ползают древние черепахи и саламандры, солнце, вино, мед и прочее обалденное ретро, а здесь овчинка неба сквозь зарешеченное окно да медбрат Вова во всей красе и силе. Шальная мысль: чтоб не быть изнасилованным, не лучше ль самому отдаться, но, чтоб его ублажить, притворюсь, что сопротивляюсь? Заодно силами померимся.

О Господи! Полная безнадега.

Кранты.

Вот я и спрашиваю:

– За что?

Нью-Йорк. Январь - июль 1996