Похищение Энни Торн

Тюдор С. Дж.

Фотография Бена была школьной. Его широкая улыбка светилась обаянием, несмотря на два слегка кривоватых передних зуба. Аккуратно (и, вероятно, впервые в жизни) завязанный галстук. Типичные газетные банальности: все любили, куча друзей, вся жизнь впереди. Ничего такого, что рассказало бы, каким мальчик был в реальности. Очередной материал для папки «Убитые дети».

Лишь в одной статье был намек на нечто большее. Тень, выглядывавшая из-под солнечного описания жизни Бена. За несколько недель до своей смерти Бен, по словам источника в школе, который предпочел остаться неназванным, начал вести

себя странно: ввязываться в неприятности, прогуливать уроки. «Он был странным. Не похожим на самого себя», – утверждал источник.

Я задумался о словах, которые написала Джулия. «Не мой сын». У меня возникло ощущение, что по моему позвоночнику кто-то словно провел ледяным ногтем.

Я бросил блокнот на кофейный столик, и в то же мгновение у меня зазвонил телефон. Уютную тишину разорвали аккорды песни «Входи, Песочный человек». На мгновение напрягшись, я взял телефон и посмотрел на его экран. Брендан. Я нажал на кнопку «Ответить».

– Алло.

– Как дела?

– Хороший вопрос. До сих пор пытаюсь найти на него ответ.

Я ждал. Брендан не принадлежит к тому типу друзей, которые звонят, чтобы просто спросить, все ли у тебя в порядке. Если нет прямых свидетельств обратного, он считает, что я все еще жив, а значит, все не так уж плохо.

– На днях о тебе спрашивали в пабе, – сказал Брендан.

– Кто?

– Женщина. Миниатюрная, светловолосая. Хорошенькая, но не особо дружелюбная.

Мой желудок свело, а нога задрожала еще сильнее.

– Ты с ней говорил?

– Етитская сила, нет конечно! Я выскользнул оттуда сразу, как только ее увидел. От некоторых женщин просто веет дурными новостями.

– Ладно. Не возвращайся туда больше.

– Но там готовят лучший пирог с говядиной и почками после того, который готовит моя дорогая матушка.

– Купи себе кулинарную книгу.

– Ты меня достаешь?

– Не достаю. Не возвращайся туда.

– Боже! – Послышался щелчок зажигалки и звук втягиваемого дыма. – Что ты натворил? Отнес в ломбард ее украшения? Сбежал с ее сбережениями?

– Хуже.

– Знаешь, что сказала бы сейчас моя милая старая матушка?

– Думаю, ты сам мне об этом расскажешь.

– Что лучший способ похоронить человека – это дать ему лопату.

– В смысле?

– Когда ты, к чертям собачьим, перестанешь рыть себе яму?

– Может, когда найду клад?

– Единственное, что ты найдешь, друг мой, – это собственную могилу, причем раньше времени.

– Вот за что я люблю наши разговоры – так это за то, что они поднимают настроение.

– Хочешь создать себе хорошее настроение – смотри Опру.

– У меня есть план…

– У тебя есть желание умереть.

– Мне просто нужно немного времени.

Брендан вздохнул:

– Ты когда-нибудь задумывался о том, что тебе нужна профессиональная помощь?

– Когда я со всем разберусь, то подумаю над этим.

– Да уж, подумай.

Он положил трубку. Я подумал. Секунд десять, из уважения к Брендану. Мы знакомы уже около трех лет. Полтора года вместе снимали квартиру. Он находился со мной тогда, когда рядом больше никого не было. Но Брендан – алкоголик в завязке. Это означает, что у него пунктик на исповедях, на прощении и искуплении.

В то время как мне больше по душе держать все в секрете, таить злобу и вынашивать планы мести.

Порой я удивляюсь, как мы вообще смогли стать друзьями. Полагаю, как и во многих других случаях, виной всему смесь обстоятельств с алкоголем. По крайней мере с моей стороны.

Мы часто встречались в пабе неподалеку от того места, где я жил. И в один прекрасный вечер дежурное приветствие переросло в разговор. Мы начали садиться за один столик и болтать за стаканчиком – апельсинового сока для Брендана и пива «Гиннесс» или виски для меня.

Брендан оказался душевным и ненавязчивым собеседником. Общение с ним было едва ли не единственной приятной вещью в моей жизни в тот период. Мое комфортное существование представителя среднего класса должно было вот-вот закончиться. Карьера висела на ниточке, и мне не хватало денег даже на то, чтобы оплатить квартиру. Когда я задолжал за полгода, хозяин прислал двух своих братцев-громил, которые вышвырнули меня на улицу и сменили замки.

Выбирать в плане жилья мне было особо не из чего. Либо гостинка с подозрительными пятнами на стенах, либо цокольная квартира, где над головой топали так, словно там жил чечеточный ансамбль. Не говоря уже о том, что все они располагались в районах, сунуться в которые темной ночью вряд ли рискнул бы даже Бэтмен.

Именно тогда Брендан предложил мне пожить у него.

– Етить его в пень, у меня же есть свободная комната, на которую я просто зря трачу газ и электричество.

– Это очень щедрое предложение, но я мало что могу предложить в плане арендной платы.

– Забудь об арендной плате.

Я вопросительно уставился на него:

– Нет. Я так не могу.

Он мягко взглянул на меня:

– Как сказала бы моя дорогая старая матушка, нельзя отогнать волков от двери, одновременно сражаясь со львом в гостиной.

Я задумался. Оценил другие варианты. К черту волков! С такой щепетильностью я мог бы однажды проснуться и обнаружить, что крысы меня заживо жрут.

– Ладно. И спасибо!

– Лучшей благодарностью для меня будет, если ты сумеешь уладить свои дела.

– Моя полоса неудач не может быть бесконечной.

На мгновение его лицо помрачнело.

– Очень на это надеюсь. Из того, что я слышал, люди, которым ты задолжал, не принимают платежи в рассрочку. Они просто ломают ноги.

– Я стараюсь изо всех сил. И тебе я все верну. Обещаю.

– Не сомневаюсь, етить его в пень, – он ухмыльнулся. – Я люблю, когда мне перед сном натирают спину. Так что не забудь массажное масло.

Я потянулся за пивом, понял, что банка пуста, и смял ее в руке. Встал и уже собирался взять еще одну, когда почувствовал, что мне не мешало бы зайти в туалет. Я пересек гостиную, вышел в коридор и щелкнул выключателем. Мигнув несколько раз, лампа неохотно загорелась. Я начал подниматься по лестнице. Ступени, как и следовало ожидать, заскрипели. Идя наверх, я старался не думать о том, как Джулия Мортон с трудом тащила бездыханное тело своего сына по этой же лестнице. Одиннадцатилетний мальчик весит немало. А мертвецы, как я помнил, всегда намного тяжелее.