Похищение Европы
Шрифт:
– Слышу-слышу. – Дядя Павел наклоняется за ключами, шаркает шлёпанцами к сараю.
Держа карандаш за кончик большим и указательным пальцами, тётя Лариса задумчиво постукивает себя по носу белым цилиндриком ластика.
– Денис, а вот ещё не могу найти ответ… – Она замолкает, взглядом выискивая потерявшийся вопрос.
Захлебнувшись, смолкает болгарка, с чугунным стуком падает в доме срезанный радиатор отопления. Становится слышно, как где-то вдали лает собака, как квохчет одуревшая от жары курица и галдят скворцы, собираясь в стаю, чтобы совершить очередной налёт на чей-нибудь виноградник.
Притухшие солнечные пятна медленно разгораются
А из треснувшего старого окна настырно подмигивает проснувшийся солнечный зайчик, будто силится сказать: «Эй, чудила, голову не вороти. Ты такая же белая ворона, как я».
Глава 2. Старики
Я родился через год после распада Советского Союза. Командор и дядя Павел любят поправлять меня: «Не распада, а развала», ибо Союз, по мнению стариков, не распался сам по себе. Даже карточный домик не развалится, пока не подуешь на него, либо не стукнешь кулаком по столу. А тут огромная страна с развитой промышленностью и сельским хозяйством. Вот и валили её все, кому не лень и изнутри, и извне, прикрываясь лозунгами о лучшей жизни, свободе, демократии.
Под эти лозунги и бросили миллионы людей в нищету. Воров вознесли на Олимп новой жизни, анархию объявили демократией, нищету – свободой.
Командора хлебом не корми, дай зло поиронизировать на эту тему:
– Слава Всевышнему, империя рухнула и пришёл счастливый миг, когда мы стали абсолютно свободными!
Он поднимает перед собой ладони, смотрит в небо, будто собирается совершить намаз, но вместо этого приспускает руки и начинает загибать пальцы:
– Свободными от работы! От сбережений! От пенсий! От горячей воды и отопления! Да у меня рук не хватит пальцы загибать. Столько хлебнули в девяностые, что теперь при словах «свобода» и «демократия», не знаю, как у кого, а у меня шерсть дыбом встаёт, как у кота, который увидел бультерьера.
Я в таких случаях молча пожимаю плечами: мол, это ваши дела, вы и разбирайтесь с ними, а меня при распаде… ладно, при развале ещё и в проекте не было.
Дядя Павел в целом согласен с позицией Командора, но детали видит по-другому:
– Да, у Союза было множество недостатков, как и у любой другой страны, но вопрос не в том из какой страны мы вышли, а в какую вошли. Знаешь, малой, я ведь тогда был не против цивилизованного развода. Можно было всем пятнадцати республикам разойтись, ничего не ломая и не нарушая старых связей. Но нас вместо этого просто вытряхнули из вполне благополучной страны в полную нищету. Понимаешь? Наизнанку вывернули.
А если бы мы не рушили как варвары всё то, что создавали в предыдущие годы, а отталкиваясь от того, что имели, шли бы вперёд?.. Уверяю тебя, никакой ностальгии по Союзу теперь не было бы. Поболели бы годик-другой, как пересаженное на новое место дерево, и забыли бы. Но кто-то очень влиятельный хотел разрухи: полной, окончательной и бесповоротной.
Говорили – без этого демократию не построить. А какое отношение имеет демократия к разрушению заводов и фабрик? Дядя Рома прав – хлебнули по самые не могу. Теперь если придёт к нам реальная демократия, мы её и не узнаем в этом диком хороводе ряженных под неё самозванцев. Прогоним дубинами. Как пить дать, прогоним!..
А ещё старики говорят, что если бы демократию строили
Мне было лет шестнадцать, когда я впервые услышал такие политические уроки и в те времена взгляды стариков никак не хотели вписываться в картину великой победы над «империей зла», нарисованную школой. В отличие от некоторых моих сверстников, я не задавал тупых вопросов: «А, правда, что памятники Ленину делали с вытянутой вперёд рукой, чтобы не тратиться на виселицы?»
Или так: «Они там совсем тупые были в Союзе, если тоскуют по временам, когда ходили мимо колючей проволоки и спрашивали у солдата в краснозвёздной ушанке разрешения пойти в магазин?» Но непререкаемый авторитет стариков тогда сильно покачнулся, – слишком уж откровенно они говорили вразрез с тем, что излагалось в моих учебниках. А учебники были истиной.
Понимание того, что их пишут люди, пришло позже.
Командор и дядя Павел друзья – как выражаются они сами – ещё с прошлой жизни, хотя реально познакомились только в армии, где вместе служили в десантных войсках. Они хоть и разные по характерам, но мне всегда казалось, что их взгляды на жизнь очень похожи.
Так оно и было, пока не начались эти манёвры с ассоциацией в Европейский Союз. Сонная страна забурлила, переругалась и собралась «за бугор», правда долго не могла решить за какой именно. С одной стороны: «Наш дом Европа!» С другой: «Наше будущее в союзе с Россией!»
Пока спорили и перетягивали канат, ушлые парни от власти приняли решение втихушку, оправдав междусобойчик тем, что глупо спрашивать мнение у народа с плохой советской наследственностью.
Иногда мне кажется, что никакого Советского Союза на самом деле не было, его придумали нынешние политиканы, чтобы иметь отмазку на все случаи жизни. Советское прошлое стало сродни ругательству «Тва-аю мать!» Стукнулся локтем о дверной косяк и сразу вспоминаешь её, хотя к косяку она имеет такое же отношение, как Советский Союз к вороватости ушлых парней.
Ещё полгода назад я был таким наивным, что так и сыпал смешными вопросами:
– А нельзя так, чтобы и «Европа наш дом» и «союз с Россией»?
– Шаг вправо, шаг влево – попытка усидеть на двух стульях! – с шутливым видом Командор делал движение, будто передёргивает затвор. – Стрельба без предупреждения!
– Видел, что с Януковичем сделали за попытку сидеть враскорячку? – продолжал его мысль дядя Павел. – Голой задницей да между стульев. А внизу для большего эффекта и горящую автомобильную шину можно бросить, и бутылку с коктейлем Молотова разбить. Чтобы приземлиться было приятнее.
– А если взять длинную лавку, как у нас во дворе? – не сдавался я. – Человек пять вместится, и даже если захочешь, на полу не окажешься. Все вместе. И всем хорошо.
– Ты конечно парень умный, но идеалист, – снисходительно усмехался Командор. – Принцип «разделяй и властвуй» никто не отменял. С точки зрения совести и справедливости можно было бы всем усесться на одну скамью, но там, – он поднимал палец к небу. – Другие принципы. И мне иногда кажется, что у них таких понятий как совесть и справедливость даже в списках не значится. Вот это и называется геополитикой.