Похищение королевы
Шрифт:
Все рухнуло в одночасье.
Однажды в издательство поступила рукопись романа, автором которого был видный генерал, возглавляющий одно из управлений Министерств. Ни сюжета, ни героев — перемалывание давно известных истин о великой российской милиции, патриоические всхлипывания и сентиментальное брюзжание. Что касается языка — по поему, полинизейские дикари из"ясняются не в пример лучше.
Так я и написал в рецензии.
На следующий день меня пригласил главный редактор.
Он не стал уговаривать или протестовать —
— Но это же не литературное произведение, а дурнопахнущее содержимое мусорного контейнера! — возразил я.
— Автор — генерал. Этим сказано все. Выполняйте!
Через четверть часа я положил на стол начальника издательства заявление с просьбой уволить меня по состоянию здоровья. После продолжительной кунсуьтации с главным редактором тот подмахнул согласие.
Вот и все мои познания в криминальной сфере. Если не считать познавательных бесед с немногочисленными, навещаюшими изжательство сыщиками, из которых я черпал сюжеты новых своих произведений.
Для поиска похищенной Верочки, а я уверен в том, что ее похитили, явно не густо…
3
После того, как воспрянувшая духом Аграфена Николаевна покинула комнату, я снова присел к пищущей машинке. Напечатал десяток строк — выдернул лист бумаги и отправил его в стоящую под столом корзинку. Заправил новый — его постигла та же участь.
Разговор с соседкой будто веником прошелся по мозгам, вымел из них недавно придуманные сюжетные ходы. Остались только попавшая в беду девчонка и данное ее бабке обещание.
Разве прогуляться, подышать свежим воздухом? Авось, приду в себя, возвратится способность и желание работать. Часто именно так и получается: оторвусь от машинки — в голове раскладывается по полочкам уже написанное, появляются новые неожиданные мысли. Но на этот раз ничего не получится. В голове — рассказ бабы Фени. Слюнявые мужики, смакующие женские прелести, крики «браво!», «двигай бедрами!», «даешь победу!».
И все же пройтись не мешает.
Не успел выйти из комнаты и запереть за собой дверь, в коридор выглянула Надин. Будто подсматривала и подслушивала.
Немудренно, что она так и не обзавелась семьей — самый захудалый мужик не сооблазнится расплывшейся фигурой, похожей на бочонок, поставленный на табурет с бесформенными короткими ножками. А уж о лице и говорить нечего — мартышка намного симпатичней.
— Уходите, Павел Игнатьевич? Надолго?
Кажется, я превратился в ребенка, который должен просить разрешения погулять, покушать, посетить туалет. Зажали бабы сорокалетнего мужика — не вздохнуть, ни охнуть. С одной стороны — баба Феня старается, с другой — Надин ей помогает.
И все же накалять обстановку в коммуналке — самому навредить. Но
— Пойду прогуляюсь. Загляну в какое-нибудь кафе, чокнусь сам с собой рюмкой водки, поздравлюсь. Разве не имею на это право?
Добавить бы еще что-нибудь ехидное, но из кухонной двери выглянула вопрошающая физиономия бабы Фени. Дескать, что за шум в коридоре, не возвернулась ли Верочка? Увидит что достают ее единственного защитника — вцепится в дерзкую соседку. Дай Бог, не в прическу.
Обычно две женщины сдерживают рвущуюся с языка взаимную антипатию, даже умудряются обмениваться сладенькими улыбочками, но чем черт не шутит, вдруг взбесятся? И косвенной причиной кухонной баталии станет миролюбивый и покладистый сорокалетний литератор? И когда — в светлый день рождения!
Я вымученно улыбнулся, многозначительно кивнул. Иду, мол, по нашим с вами делам, вернусь — доложу. Успокоенная баба Феня возвратилась к газовой плите.
А вот с настырной Надин так легко не сладить.
— Понимаю вас, Павел Игнатьевич, ох, как же понимаю! В такой день хочется — на люди, пообщаться… Если не возражаете, погуляем вместе. Устрою себе выходной. И вам будет повеселей и я развеюсь.
Ручки охаживают недавно сделанную прическу, затуманенные глазки испытующе обшаривают мою физиономию. Согласишься — мигом нырнет в свою нору переодеваться и краситься.
Мне только и не хватает прогуливаться в женском обществе. Не дай Бог, прикатит из Москвы Маша, повстречает неразведенного мужа вместе с уродиной — инфаркт обеспечен. Двойной. У меня — тоже. Ибо в глубине души все еще не умерла надежда на примирение.
Впрочем, что мне до переживаний бывшей супруги? Пусть балдеет с сыном-алкашем и бездельником, лечит его от запоев, мирится с многосуточными исчезновениями, пребыванием в следственных изоляторах либо в ментовских обез"яниках. Вот когда, дай-то Бог, парень поумнеет, поступит на работу, заведет семью, появится у нас с Машенькой еще один медовый месяц. Или — год.
Сомнительно, конечно, что закоренелый эгоист и потенциальный бандит может исправиться, но жизнь — опытный лекарь и воспитатель, авось, и с Виталькой справится. Поскорей бы!
Нежелание прогуливаться с Надин имеет и другие корни. Более приземленные. Идешь рядом с красивой женщиной — сам становишься красивей, рядом с «бочонком» — наоборот, сам превращаешься в этакую кадку.
Я лихорадочно придумывал причину отказа, а соседка все еще сверлила холостяка испытующими глазами. Женщина она не глупая, наверняка, уже поняла: совместного гуляние не будет. Но все еще надеялась.
— Извините, Надежда Дмитриевна, — выщипанные бровки взметнулись и приняли удивленное положение. Неужели мужик откажется? Быть этого не может! — Сейчас у меня запланирована втреча с коллегой. Вечером мы с вами обязательно встретимся, — подсластил я горькую пилюлю.