Похищение королевы
Шрифт:
— И все же… Разве можно оставить без наказания мерзкое преступление? Есть же у нас, в конце концов, законы…
— Есть, — безмятежно согласился Гулькин — Именно поэтому ничего нельзя сделать. Ладно, Павел Игнатьевич, подумаем.
— Собирай вещи, — повернулся я к Верочке. — Поедешь с нами…
Девушка медленно поднялась, подошла к двери.
— Нет, дядя Паша, никуда я не поеду. Теперь у меня нет ни родных, ни другой жизни. Ну, сами подумайте, как я покажусь на глаза бабушке? Сгорю со стыда! Лучше останусь здесь. Я уже привыкла… А вы поскорей уезжайте —
Уговаривать, заставлять — бесполезно. Похоже, уже принято твердое решение, которое никакими силами не изменить. Лицо новой проститутки будто закаменело, слезы просохли и в глазах — неженская жесткость. Ладно, пусть пока все остается, главное нам с Гулькиным известно: место, где находится беглянка.
В одном Верочка права — нужно уносить ноги, вполне могут живыми не выпустить, Что до девушки, то я поклялся поднять милицию, прокуратуру, дойти до высоких сфер, но добиться освобождения глупышки, попавшей в паутину ловких дельцов. Нагряну в заведение с оперативниками, заставлю хозяйку притона признаться в совершенных ею преступлениях. Если понадобится, не постесняюсь применениь самые настоящие пытки. Торговка женским телом заслуживает соответствующего наказания.
Пусть сторонники прав человека хоть до упаду твердят о недопустимости издевательства над преступниками, пусть привлекут меня к уголовной ответственности. На все согласен. Небось, постигла бы дочерей этих миротворцев участь Верочки — заговорили бы по другому…
— Уходим? — спросил Федор, доставая пистолет. — Вы, конечно, без оружия?
— Не брать же мне с собой пишущую машинку, — несмотря на непростую обстановку, пошутил я.
Девушка будто смотрела в воду — когда мы с Гулькиным появились в приемной, выход в холл блокировали четверо амбалов с ножами и кастетами. Пистолетов не видно, но я уверен — они обязательно появятся. Угрожающие взгляды, собачье ворчание, матерщина — все это наглядно показывает намерения охранников борделя.
За их спинами черной вороной металась хозяйка.
Видимо, каракатица подслушала наш разговор с девушкой и сполна оценила грозящую ей опасность. Заведение до отказа забито клиентами, все проститутки в ходу, да еще признание этой дряни Гнесиной. Сыскари, о том, что нежелательные посетители именно они, могут лишить ее средства добывания немалых денег. Убить, по тихому вывезти за город, закопать в лесу — единственное спасение.
— Только тихо, мальчики… Не стреляйте — напугаете клиентов… Ножиками их, ножиками…
«Мальчики» медленно пошли нам навстречу. В третий раз на меня глянула смерть, черная, неминуемая. Она затаилась на острых ножах, шипах кастетов, в стволах пистолетов, готовых выцпрыгнуть из карманов курток.
Где же Семен? Почему телохранитель, приставленный ко мне Доцентом, не спешит на выручку?
— Назад!
Гулькин резко втолкнул меня в коридор, откуда мы только что вышли, запер двери и с пистолетом в руке прижался к стене. Я невольно последовал его примеру.
В дверь ломились с такой силой, что создавалось впечатление — бьют огромным тараном.
— Выходите,
— Хмырь, тащи со двора бревно… Просадим…
— Стреляй!
И — карканье хозяйки.
— Нельзя стрелять… Коиенты… Лучше — с черного хода… Один здесь постережет, остальные с заду… Пошли, покажу…
Значит, существует черный вход? Если бандиты проникнут через него в коридор — действительно, кранты. Я вооружился невесть как попавшим в коридор массивным табуретом, шагнул было к комнате, в которой мы только что разговаривали с Верочкой, но Гулькин остановил меня.
— Приготовьтесь, — шепнул он, осторожно поворачивая ключ в замке. — Сейчас устрою им варфоломеевскую ночь.
Дверь резко распахнулась. Бандит не успел поднять пистолет, как получил две пули, одну за другой, и свалился рядом с убитым Семеном. В спине моего телохранителя торчит здоровенный нож.
Горевать и охать нет времени. Услышав выстрелы в холле, качки возвратятся и мы ляжем рядом с посланцем Геннадия Викторовича. Мы выбежали из особняка. Сторож, охраняющий ворота, получив удар по голове табуретом, свалился. Дорога открыта! Выбрались на улицу и Гулькин принялся дозваниваться до уголовного розыска, неважно — районного или городского.
Сыщики и оперативники примчались на удивление быстро. То ли подогнал их взволнованный голос Гулькина, то ли они получили сведения о разборке в заведении «лечебного массажа» из других источников.
Когда мы ворвались в холл бывшей райкомовской гостиницы, я вытаращил глаза.
Не было не только трупов, исчезли следы крови. Четыре охраника сидели на диване и читали газеты. Администраторша в кокетливом белом халатике листала учетный журнал. Лицензия снята со стены и выставлена на стол. На подобии непробиваемого щита. Встретили нас удивленными взглядами. Дескать, что случилось, по какой причине врывается в мирное лечебное учреждение милиция с автоматами наизготовку?
Оперативники пояснять и оправдываться не стали — прислонили бандитов к стене, обыскали. И, конечно, ничего не нашли, кроме милицейских дубинок, на ношение которых тут же представлено соответствующее разрешение.
Все тихо, мирно, в плном соответствии с правилами и законами. Никакого криминала.
Капитан, возглавляющий оперативную группу, покосился на Гулькина. Очередной псих на его голову! Убийства, трупы, покушение на сотрудника уголовного розыска и известного писателя — надо же придумать такое!
— Ищите, — упрямо буркнул Федор. — Из дому не вынесли, где-то спрятали в помещении!
Здание переворошили от подвала до чердака. Из комнат вывели насмерть перепуганных «больных» и полуголых, замотанных простынями «массажисток». Девицы плакали, вернее, изображали плачущих, мужчины возмущались.
Проверка документов, личный обыск. Испуганные заверения «новых русских» о непричастности к невесть каким преступлениям, визг и фальшивые рыдания проституток заполнили приемную и холл.
Спокойно стояли только двое: хозяйка и Верочка. Обменивались гневными и презрительными взглядами.