Похищение
Шрифт:
Я так увлеклась своими мыслями, что не услышала шагов позади. Когда же, наконец, мое внимание привлек шум сзади, было уже поздно. Я не успела обернуться, как мне на голову обрушился удар такой силы, что звездное небо надо мной мгновенно померкло, и я провалилась в темную пустоту…
Глава седьмая
Очнулась я в своей комнате и, более того, в своей кровати, хотя и не смогла определить время – ставни были закрыты, и в комнате горела лампа. Я подумала, что пролежала без сознания несколько часов и сейчас, должно быть, глубокая
– Слава Богу, очнулись! – воскликнула Алена, всплеснув руками. – А уж мы-то волновались!
– Что случилось? – спросила я, поморщившись от боли.
– Так ведь что? – тут же начала она суетиться. – Напали на вас, барыня, вот что!
Я попыталась вспомнить, как это было. Да, я возвращалась домой, затем меня кто-то догнал и ударил по голове. Было больно и отчего-то очень холодно. Потом какие-то голоса, огонь, а дальше я не помнила ничего.
– Почему в аллее не горели фонари? – спросила я.
– Так ведь… – начала было она. – Как это, не горели?
– Так. Когда я возвращалась, фонари не горели, хотя было уже темно и вы все прекрасно знали, что я должна вернуться.
– Нет, барыня, – покачала головой Алена. – Вы чего-то путаете. Горели они, светильники эти, – твердо сказала она. – Вас барин-то когда к дому принес, помню я, горели фонари.
– Какой барин? – удивилась я.
– Как какой? Господин Лопатин, сами.
– Сергей Александрович?
– Ну да, – кивнула она. – Они же и за доктуром послали.
– Но почему? – я чего-то не понимала, потому что прекрасно помнила, что Серж поехал домой.
– Это что, было ограбление? Где мой кошелек?
– Нету! А он при вас был? – встревожилась Алена. – И много денег было?
– Нет, не много. Рублей пять, не больше.
– Ну, это не велика потеря для вас, – облегченно вздохнула она. – А остальное, не извольте беспокоиться, все целехонькое.
– Хорошо. Значит, ограбить хотели, – задумчиво проговорила я. – Однако странно…
– Да и то! Вот с фонарями что-то путаете… Может, вам бульону принести?
– Бульону? – переспросила я, думая о другом. – Алена, а что доктор сказал?
– А чего они скажут? Сказали, что полежать вам надо. Что повезло вам, могли и насмерть зашибить. Да уж куда насмерть-то? Итак, почитай, сутки пролежали без памяти-то…
– Как сутки? – воскликнула я.
– Так ведь нынче-то уже четверг, Екатерина Алексеевна.
– Не может быть! – простонала я. – Неужели же я целые сутки пролежала? – Алена кивнула. – А что, кто-нибудь приезжал?
– А как же? Приезжали от генерала Селезнева. Я велела им сказать, что вы больны. Затем этот, господин Поздняков, сами приезжали, справлялись, как вы. Да это недавно было, всего с час назад.
– А сколько сейчас времени? – в отчаянии спросила я.
– Так ведь уже шестой час вечера.
– Что? Не может быть!
– Да как же не может? – обиделась горничная. – Вот, смотрите сами, – и она не поленилась, принесла со столика тяжелые бронзовые часы. Стрелки показывали четверть шестого.
Дверь
– Ну как барыня? Очнулись? – тихонько спросила она Алену.
– Очнулись, очнулись, – ответила та.
– Вот и слава Богу, – Стешка тут же осмелела и вошла. – Екатерина Алексеевна, там вас барин давешний спрашивают. Чего передать?
– Кто?
– Господин Лопатин. Я сказала, что вы не в себе, так они велели пойти посмотреть.
– Передай, что я приму.
– Как это «приму»? – возмутилась Алена. – Доктур что сказал? Сказал, что вам вставать никак нельзя!
– Прекрати, – оборвала я ее. – Лучше подай мне халат, малиновый.
– Ох, барыня, барыня, – запричитала она.
– А ты, Степанида, ступай и проводи господина Лопатина в малую гостиную. Проси подождать, поняла? – Та кивнула и направилась к дверям. – Да, и еще. Скажи Манефе, чтобы чаю подала.
– Чаю? Да вы ж ничего не кушали со вчерашнего утра! – снова заголосила Алена. – Разве ж чай нужен? Вам, Екатерина Алексеевна, сейчас бы бульончику куриного похлебать, да и поспать бы…
– Молчи, подавай халат! – прикрикнула я и попыталась подняться.
Признаюсь, чувствовала я себя отвратительно. Голова гудела, меня мутило, я с трудом смогла одеться и кое-как дала себя причесать, терпя ужасную боль всякий раз, как Алена прикасалась гребнем к огромной шишке. Вид у меня был, конечно, жуткий – темные круги под глазами, восковой оттенок кожи, но я даже порадовалась этому. Нечего, мол, господин Лопатин, вас баловать. А особенно, Екатерина Алексеевна, нечего позволять себе всяческие романтические бредни, через которые, смею заметить, вы и пострадали накануне. Не будь ваша голова забита мечтами о дожидающемся вас сейчас господине, глядишь, и не случился бы с вами подобный конфуз! Так отчитывала я себя, с трудом спускаясь по лестнице.
Но, несмотря на мое плохое самочувствие, любопытство оказалось сильнее. Что же все-таки произошло вчера? И почему Серж вернулся?
Оказалось, что я забыла муфту и он, обнаружив ее, велел кучеру остановиться. Поскольку возок не успел отъехать далеко, Серж прошел к моему дому пешком. По его выражению, в аллее никого уже не было, кроме меня, конечно, а фонари действительно горели. Он взял меня на руки и донес до дома, а затем велел кучеру ехать за врачом.
Словом, все объяснилось. Однако меня очень смущали фонари…
Серж уехал от меня довольно скоро, сказав, что непременно заедет завтра справиться о моем самочувствии. Он был так заботлив и нежен, что я невольно расчувствовалась. Если бы не он, думалось мне, то неизвестно, чем бы закончилось вчерашнее покушение.
Однако, проводив его, я, хоть и чувствовала себя по-прежнему нехорошо, нашла в себе силы написать записку Позднякову. Мне нужно было с ним свидеться, поскольку, немного придя в себя, я все-таки вспомнила, что после получения Селезневыми письма, в котором требовался выкуп за Нику, мне пришла в голову мысль о графе Успенском, пытавшемся накануне похищения занять ту самую сумму, которую потребовали в качестве выкупа преступники.