Похищенная пришельцем
Шрифт:
Я стиснул зубы и обнаружил, что от волнения у меня появились клыки. Я попытался взять эмоции под контроль, а затем, когда все же смог доверять своему голосу, произнес:
— Мне нужно облегчиться.
Этот хрен, Дохрэйн, оказался рядом со мной быстрее, чем последние слова покинули мой рот. В его глазах отразилось такое рвение, что мне захотелось разбить ему лицо. Криспин тоже быстро поднялся с пола. Я осторожно вытянул руку из-под головы Энджи. Ладонь Криспина сразу проскользнула под принцессой и схватила ее за шею, заменив мое присутствие с противоположной стороны. Я встал с кровати и со значительным
Я отошел всего на фут, а мое тело уже взбунтовалось из-за возникшей дистанции. Отвернувшись, я вышел из комнаты.
Пытаясь игнорировать сильную дрожь, я вытирал руки и в этот момент услышал, как крик Энджи эхом разнесся по кораблю. Мой желудок, уже и так изнывающий от боли из-за отсутствия моей груфалы, сжался, а инстинкты пришли в полный беспорядок. Я не сумел сдержаться, и мое тело, словно ракета, понеслось к Энджи.
Хлипкая дверь в спальню слетела с петель, когда я врезался в нее. Я бежал так быстро, что мне пришлось растопырить три пальца на ноге, чтобы удержаться от скольжения по гладкому металлическому полу.
Применив к Дохрэйну удушающий захват, я попытался сдержать желание сломать хобсу шею, ведь груфала уже могла формально принять его. Конечно, я мог бы заявить, что это была самооборона, но никто бы не поверил, что хобс решил навредить груфале. Тевек… даже я понимал — что бы ни произошло, это было сделано в неведении.
— Арох?
Зова Энджи оказалось достаточно, чтобы заставить меня отбросить крупного ублюдка и ринуться вперед, привлекая принцессу в свои объятия.
Успокоение от того, что Энджи была рядом, одновременно ощущалось потрясающе и вызывало во мне чувство вины. Мне не стоило ее утешать. Я зарычал. Это не должно было быть легко. Один вскрик и все мои благородные намерения испарились. Не то, чтобы крик был нормальной реакцией груфалы, оставшейся наедине с хобсами… во всяком случае не крик ужаса. Мой голос прозвучал грубо, вопреки желанию, когда я зарычал:
— Что ты с ней сделал?
Дохрэйн потер свое горло и уставился на меня. Я начинал верить, что у него не такой уж большой словарный запас. Очевидно, парень предпочитал молчание, по крайней мере, в тех случаях, когда дело касалось меня.
Криспин тихо сказал:
— Мы пытались сделать ей массаж. Обычно груфалы его любят.
— Видимо, вы потерпели неудачу. Поздравляю, вместо этого вы напугали ее, — рычал я.
Криспин мгновенно стал выглядеть подавленным. Полностью удрученным…
И я… я сделал глубокий вдох и дернул себя за мочку уха.
Выплескивать на парня свое разочарование было так же весело, как пинать только что вылупившегося птенца. Я обратился к гораздо лучшему противнику, Дохрэйну. Не знаю по какой причине, но я был уверен, что он был такой же, как и все остальные хобсы. Творец, они были так серьезны. Если бы у меня были побрякушки, то я бы поставил на то, что парни следовали какому-то причудливому руководству, которое изучали и тестировали в своей эксклюзивной маленькой школе. Тем не менее, сейчас хобсы находились здесь с их первой, как я был уверен, настоящей живой груфалой, — не считая их матерей — и ухаживание совершенно отличалось от того, которое было описано в книгах. Я пытался убедить себя, что парни действовали
— Прости, что напугал тебя, принцесса. Я не хотел, — торжественно произнес Дохрэйн. Он выглядел так, будто кто-то взял все его надежды и мечты, сформировал из них настоящую живую женщину, а затем заставил ее спрыгнуть с обрыва прямо перед его глазами.
Я хотел скривить губы, но часть меня сопереживала парням. И я ненавидел это еще больше. Энджи была моей.
Криспин пробормотал:
— Попробуйте заснуть еще раз, принцесса.
Уже успокоившаяся Энджи смахнула со своего лба волосы и заговорила голосом, который звучал немного напряженно:
— Представь себе, но я уже выспалась! Может и кажется, что я закрыла глаза всего на три минуты, но там, откуда я родом, это называется немного вздремнуть. — Выгнув брови, Энджи широко распахнула глаза и уставилась на меня. — Что у нас на повестке дня?
Тишина, которая последовала за вопросом, была напряженной и неловкой до крайности.
Дохрэйн осторожно спросил:
— Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы пройти медицинское обследование?
Принцесса поморщилась.
— А это значит, что мне сделают какие-нибудь прививки?
Криспин в замешательстве нахмурился.
Энджи скривила губы.
— Вакцинация?
— Ах. Возможно, если сканирование покажет, что ранее тебе их не делали. Ты знаешь, что тебе давали похитители?
— Вы же сами определили, что я была в глубоком стазисе или что там еще бывает, помните? Откуда мне было знать?
— Я имел в виду твой плен до того, как тебя привезли на планету аукционов.
— Я не была пленником… я была свободна. — Казалось, Энджи тщательно подбирает слова. Она вдохнула, а затем медленно и очень осторожно произнесла: — На Земле.
— Нет ни одного поселения груфал в далекой Галактике, о котором мы бы не знали. Тебя украли и воспитали инопланетяне, Энджи. — Дохрэйн замолчал. — Конечно, если учесть твое описание большинства груфал… связанные, обезумевшие, неспособные говорить на нашем языке… то такая вероятность существует, — размышлял он.
— Без сомнения, я знаю наверняка… что… — Энджи замолчала, проглотив свои последние слова. — Не имеет значения. Давайте сделаем эту штуку со сканированием, а затем вы закончите и воткнете в меня эти…, короче, мы все знаем, что здесь должно произойти, верно?
Не совсем понимая ее слова, мы все же уловили смысл, и я ощутил, как мое горло объяло пламенем. На лицах двоих парней отразилась надежда.
— Ты согласишься на это? — с сомнением спросил Дохрэйн.
«Нет!», — хотелось зарычать мне. Но я не произнес этого. Это был выбор Энджи, который могла сделать только она. Тем не менее, я был бессилен над реакциями своего тела, которое напряглось, готовое к атаке…
— То есть… — Энджи замолчала, заметив что-то в выражении лиц парней. — Подождите. Минутку. Дайте угадаю, это инопланетная идиома! Я имела в виду, чтобы вы воткнули в меня иглу, ну, сделали прививки, и больше ничего…, — Энджи сглотнула, а ее щеки покраснели, — ничего сексуального.