Похищенные инопланетянами
Шрифт:
— Сразу так трудно сказать, — пожал я плечами. — Хотя с точки зрения нашей, человеческой, логики, кое-какие несоответствия здесь есть.
— Да? И что именно?
— Ну, во-первых, почему ОНИ вообще пошли на контакт с матерью похищенной ИМИ женщины?
— Вот, вот, — Вия поднялась и зачем-то стала ворошить мерцающие угли костра. — Более того, ОНИ почему-то начинают работать с Таней для возвращения ее земной памяти — о семье, родных, друзьях, городе, о самом детстве… Зачем? ОНИ же до этого добивались совершенно противоположного, теперь что, пошли на попятную? Однако это совершенно не в ИХ «характере», так сказать. Так в чем же дело? Какую цель ОНИ этим преследуют? А то, что эта цель должна быть — как дважды два. ОНИ даже приставили к Нине Максимовне своего контактера — Спольсиноя. Хотя, возможно,
— ОН не контактер, — вздохнул Амуни. — МОИ говорят, что Спольсиной представлен к ней, как наблюдатель.
— Тем более интересно, — воскликнул я. — Это как раз и доказывает правоту Вии. Надо бы выяснить, если, конечно, позволят… Когда намечен их прилет с Глории сюда?
— Завтра вечером.
— Вот и попытаемся. Но сначала мне надо переговорить с Ниной Максимовной.
Наперекор раздвоенному сознанию
Мы спустились по ступенькам к воде и пошли вдоль берега Сылвы. Нина Максимовна непременно хотела собрать в зоне побольше лекарственных трав и засушить их. Правда, что-либо сушить здесь мне казалось делом нереальным. Даже если, как сейчас, дождя вроде бы и не было, то создавалось такое впечатление, что воздух уже так насыщен влагой, что капли воды в нем постоянно рождаются изнутри сами. Но не смотря на то, что природа уготовила нам такую бесплатную сауну, вчера мы целый день занимались заготовкой дров. К тому же, и для меня совершенно неожиданно, как раз вчерашним днем исчезла надежда на то, что «репортаж» о прилете глорианцев на Землю я смогу записать на диктофон. Увы, на магнитофонной ленте вместо собственных голосов, мы слышали сплошной гул, очень похожий на тот, которым у нас глушили некогда западные радиостанции. Нам это объяснили свойством зоны, хотя в подобное верилось с трудом. Но…
По разным причинам и поговорить с Ниной Максимовной мне тоже не удалось. Я действительно боялся, что она не согласится в который уж раз вспоминать трагедию в горах Кавказа и то, что она испытала сама в те дни, тем более что достаточно подробно все было известно и Вии. И я бы это прекрасно понял и ни в коем случае не настаивал бы. Однако Нина Максимовна отнеслась к моей просьбе достаточно серьезно. Это была невысокого роста худенькая женщина, очень подвижная и в то же время спокойная и рассудительная. В ней чувствовалась некая стабильность, тот стержень, который и был, очевидно, основой ее характера.
— Значит, когда я почувствовала уверенность, что Таня все-таки жива? — немного помолчав, повторила мой вопрос Нина Максимовна и как-то легко передернула плечами. — Так я в этом ни на минуту не сомневалась. Хотя… — она задумалась. — Конечно, сейчас рассуждать легко, можно обдумать, проанализировать свои поступки, даже найти им какую-то закономерность. Вполне вероятно даже, что закономерность эта и на самом деле существует. Но в те дни ни рассуждать, ни осмысливать что-то я просто была не в состоянии. Некоторые моменты запомнились очень четко, сразу как бы отпечатались в памяти. Другие события всплывали позже, видимо, отложились в подсознании. Но все это как бы работало в одном направлении — Таня жива! Когда лишаешься единственного ребенка, то цепляешься и за соломинку…
Нина Максимовна неожиданно остановилась и, нагнувшись, раздвинула рукой густую осоку. Сразу же открылся зеленый росток с фиолетово-желтыми цветками.
— Фиалка, — сказала она, расчищая ножом дерн у основания цветка, — мне нужна с корнем…
— Ну а другие тоже не верили в гибель девушек? — спросил я.
Нина Максимовна молча выкапывала цветок фиалки, и лишь когда он оказался в полиэтиленовом пакете, а мы снова двинулись вдоль берега громко журчащей в своем стремительном течении Сылвы, она заговорила.
— Вы знаете, в тот день, когда пропали Таня и Света, у меня как раз были гости. Мы веселились, и я совершенно, — она сделала ударение на этом слове и пытливо взглянула на меня, — понимаете, совершенно не чувствовала, что Таней случилось несчастье. Если бы она погибла, я это ощутила бы сразу. Не знаю, каким образом, но смерть Тани мимо меня не прошла бы, я в этом уверена.
Что ж, теперь и я в этом тоже нимало не сомневался, так как уже достаточно знал о Нине Максимовне и о ее дочери. Но
— Известие о том, что девочки исчезли без следа, — продолжала Нина Максимовна, — я получила двадцатого августа. Думала, от горя рассудок потеряю. Однако этого не случилось, в чем я вскоре убедилась.
Она присела и стала обрывать листья подорожника, розеточкой расположившегося прямо на нашем пути.
— Убедились в чем? — не понял я.
— После бесплодных поисков, — со вздохом произнесла Нина Максимовна, — Володя, близкий друг Тани и руководитель их группы, перед тем, как уехать с Кавказа, пошел на рынок, чтобы купить цветы и положить их на то место, где в последний раз он видел Таню — у камня в трехстах метрах от перевала Башкара. Тане было 24 года, и на могилу всегда кладут четное количество цветов. Вот Володя и хотел купить на рынке 24 гвоздики. Но когда он подошел к женщине, торговавшей цветами, и спросил, сколько будут стоить 24 цветка, та внимательно посмотрела на него и стала уговаривать купить 25 гвоздик. Как если бы он хотел преподнести цветы живому человеку.
— И он этому не удивился? — недоверчиво посмотрел я на нее.
— Еще как удивился, — рассмеялась Нина Максимовна, — прямо-таки остолбенел. Пытался настоять на своем, но продавщица все же сумела убедить его купить 25 гвоздик. Он их и отнес к тому камню. А вы что думаете по этому поводу? — неожиданно спросила она.
Своим вопросом Нина Максимовна застала меня врасплох, и чтобы как-то скрыть свою растерянность, я сказал:
— Гораздо интереснее узнать, что в тот момент думал Володя. Ему такой поворот не показался весьма странным?
— С этого момента и он уже засомневался в том, что Таня погибла. А то, что спасатели не нашли никаких следов девушек, еще ни о чем не говорило. Дело в том, что по характеру своему Таня была довольно непредсказуемым человеком. Например, однажды они также ушли в горы. На привале Таня сказала, что пойдет поищет красивые места, чтобы порисовать. И ушла. Ее не было к вечеру, не вернулась она и ночью… Утром хотели звать уже спасателей, когда Таня объявляется и говорит совершенно спокойно, что ходила в долину, рисовала там, а ночевала у пастухов. И такое с ней случалось не раз. Это тоже давало Володе какую-то надежду на то, что и теперь Таня выкинула очередную шутку. Да только на этот раз шутили уже с ней.
В голосе Нины Максимовны я почувствовал нотку горечи. Для меня это было несколько неожиданным и даже странным — ведь ей известно, что если бы с Таней так не «пошутили», то ее и Свету ждала бы настоящая гибель, что по карме было неотвратимо. Понимала ли это Нина Максимовна? Или в ту, по-настоящему возможную смерть дочери она уже не верила? Однако эти вопросы я ей так и не задал. Очевидно еще и потому, что вообще не представлял себе, как вести себя с пожилой женщиной, потерявшей единственного ребенка таким особенным образом, который полностью осмыслить, осознать и то пока не получалось. Это нельзя было назвать гибелью ее дочери, настоящую смерть которой можно оплакивать, а время все-таки какой-никакой доктор, оно лечит всех. Нет, дочь Нины Максимовны вроде как жива и здорова, однако в то же время для матери она как бы не существует. И если у Тани открыли космическое сознание, которое видит людей и их дела в совершенно ином свете, отодвинув как бы в сторону скоропалительные чувства, то для Нины Максимовны в этом деле чувства играли не последнюю роль. Однако вместо любви, материнской ласки, которую она могла и хотела до капли отдать родной кровинушке, с нею рядом, в прямом смысле, была пустота. И чужой бесстрастный голос контактера, утверждавший, что дочь Нины Максимовны существует на самом деле, это не бред и не сон, но живет в неведомом ей мире; что для нее реальна пока что надежда на то, что когда-нибудь и она воочию увидит и ощутит свою дочь. А это значит, что и Ниной Максимовной теперь больше движет сознание, разум, нежели чувства, а может, и чувства, переплавленные в единую энергию Разума, единственную движущую силу во Вселенной — Любовь!..