Похищенный. Катриона
Шрифт:
— Ненавижу вас?! — воскликнул я, крепко держа ее. — О слепая, неужели вы не видите моего несчастного сердца? Неужели вы думаете, что когда я сижу тут и читаю эту дурацкую книгу, которую я только что сжег, черт бы ее побрал, я могу думать о чем-нибудь другом, кроме вас? Каждый вечер сердце мое надрывается, когда я вижу, что вы сидите совершенно одна. А что я могу сделать? Вы здесь под защитой моей чести. Неужели вы хотите наказать меня за это? Неужели вы за это станете отталкивать своего преданного слугу?
При этих словах она слабым, неожиданным
— Вы вправду целовали ее? — спросила она.
Я почувствовал такое сильное изумление, что был потрясен.
— Мисс Грант? — воскликнул я растерянно. — Да, я попросил ее поцеловать меня на прощание, что она и сделала.
— Ну что ж, — сказала она, — во всяком случае, вы и меня тоже поцеловали.
Эти странные и милые слова объяснили мне, в чем дело. Я встал сам и поставил ее на ноги.
— Не годится так говорить, — сказал я, — это невозможно, совсем невозможно! О Кэтрин, Кэтрин!
Последовала пауза, во время которой я не был в состоянии произнести ни слова.
— Ложитесь спать, — наконец сказал я. — Ложитесь спать и оставьте меня.
Она повернулась, послушная, как ребенок, и вскоре остановилась уже в самых дверях.
— Спокойной ночи, Дэви! — сказала она.
— Спокойной ночи, дорогая моя! — воскликнул я, в страстном порыве схватил ее снова и прижал к себе так, что, казалось, мог сломать ее. Через минуту я вытолкнул ее из комнаты, с силою захлопнул дверь и остался один.
Слово вырвалось, наконец правда была сказана. Я, как вор, вкрался в душу молодой девушки. Она, слабое, невинное создание, была теперь совершенно в моей власти. Какое мне оставалось средство защиты? Точно символом было то, что Гейнекциус, мой прежний защитник, сожжен. Я раскаивался, но между тем в душе не мог порицать себя за эту большую ошибку. Мне казалось невозможным сопротивляться ее наивной смелости или последнему испытанию — ее слезам. Но все эти извинения делали мой грех еще значительнее: девушка была так беззащитна, а положение мое представляло столько преимуществ!
Что теперь будет с нами? Мне казалось, что нам нельзя больше оставаться в одной квартире. Но куда мне уйти? Куда уйти ей? Не по нашему выбору и не по нашей вине жизнь заключила нас вместе в это тесное жилище. У меня появилась дикая мысль немедленно жениться на ней, но я тут же с негодованием отвергнул эту мысль: она была еще дитя, не знала собственного сердца. Я поймал ее врасплох и ни в коем случае не должен воспользоваться этим. Я не только должен сохранить ее невинной, но и свободной, такой, какой она пришла ко мне.
Я уселся перед камином, размышляя, терзаясь раскаянием и тщетно ломая голову в поисках спасения. Когда около двух часов ночи в камине оставалось только три красных уголька и весь город уже спал, я услышал
— О постарайтесь простить меня! — воскликнул я. — Постарайтесь простить меня! Забудем все, попытаемся всё забыть.
Ответа не последовало, но рыдания прекратились. Я еще долгое время стоял со сжатыми кулаками. Наконец ночной холод пронизал меня насквозь, я вздрогнул, и разум мой пробудился.
«Этим ты делу не поможешь, Дэви, — подумал я. — Ложись в постель и постарайся заснуть. Утро вечера мудренее».
XXV. Возвращение Джемса Мора
Утром меня пробудил от тяжелого сна стук в дверь. Я побежал отворить и чуть не лишился чувств: на пороге в мохнатом пальто и огромной шляпе, обшитой галуном, стоял Джемс Мор.
Мне следовало бы, пожалуй, благодарить судьбу, потому что человек этот некоторым образом словно явился в ответ на мою молитву. Я без конца твердил себе, что мы с Катрионой должны расстаться, и до боли в сердце изыскивал возможное средство для разлуки. И вот это средство является ко мне на двух ногах, а между тем я менее всего чувствую радость… Надо, однако, принять во внимание, что, если приход этого человека освобождал меня от заботы о будущем, настоящее мое было мрачно и угрожающе. Очутившись перед ним в рубашке и кальсонах, я, кажется, даже открочил назад, точно подстреленный.
— А, — сказал он, — я нашел вас наконец, мистер Бальфур, — и протянул мне свою большую, красивую руку, которую я взял очень нерешительно, шагнув снова вперед и остановившись у дверей, точно готовясь к сопротивлению. — Удивительно, право, — продолжал он, — как перекрещиваются наши пути. Я должен извиниться перед вами за неприятное вторжение в ваше дело, в которое меня вмешал этот обманщик Престоигрэндж. Совестно даже признаться, что я мог довериться судейскому чиновнику. — Он совершенно по-французски пожал плечами. — Но человек этот кажется таким достойным доверия… — продолжал он. — А теперь, как выяснилось, вы очень любезно позаботились о моей дочери, узнать адрес которой меня и направили к вам.
— Я думаю, сэр, — сказал я с удрученным видом, — что нам необходимо объясниться.
— Ничего не случилось дурного? — спросил он. — Мой агент мистер Спрот…
— Ради бога, говорите тише! — воскликнул я. — Она не должна ничего слышать, пока мы не объяснимся.
— Разве она здесь? — воскликнул он.
— Эта дверь в ее комнату, — отвечал я.
— Вы были с ней одни? — спросил он.
— Кто же другой мог быть с нами? — воскликнул я.
Должен отдать ему справедливость, он побледнел.