Похищенный
Шрифт:
Купаясь в лучах дневного солнца, обворожительная, словно картина, изображающая прелести сельского быта, ферма семьи Беллиенс покоилась на отлогом скате холма. Белый, обшитый вагонкой двухэтажный дом на ферме был небольшим, позади и чуть в стороне от него стоял большой красный амбар. На прошлой неделе Сара Сивелла видела такой дом, когда впала в транс в Храме божественной силы. Я свернул на подъездную дорогу; она тоже была посыпана гравием, но в кюветах, по обеим сторонам от нее земля имела красный оттенок. Эдгар Кейси сказал, что возле дома, где находится ребенок, «красная земля на дороге».
Однако в этот момент пистолет мне еще был нужен, я уже положил его в карман своего плаща. В другом кармане лежал рулон изоляционной ленты. Моток веревки я привязал к своему поясу и охотничий нож в кожаных ножнах тоже сунул за пояс. Всего этого не будет заметно под моим широким с подкладкой плащом.
Я был готов к тому, чтобы навестить семью Беллиенс.
Куры бросились врассыпную, громко хлопая крыльями, когда я остановил «оберн» сбоку от дома, на посыпанной гравием же площадке перед оградой, где уже стоял пикап, «чеви» последней модели, и зеленый, кажется, новый, трактор. Помимо уже упомянутого мной красного, свежевыкрашенного амбара, возле дома разместились еще несколько строений, включая инструментальную кладовую и ветряную мельницу.
Солнце, спрятавшись за облаком, напомнило мне о том, что еще довольно холодно, но на земле не было снега. Я подошел к парадному крыльцу и постучался. Недалеко от крыльца были качели, слегка покачивающиеся от ветра.'
Дверь открыла женщина – та, которую я видел на фотографии из письма Бернис Роджерс-Конрой: ей было чуть больше сорока, на ней были свежее платье в розовую и белую клетку и белый фартук, о который она вытирала руки. У нее были русые волосы, пухлые щеки и голубые глаза, почти такие же красивые, как у уборщика шестиквартирного дома на Шеридан Роуд.
– Чем я могу вам помочь, молодой человек? – спросила она, улыбнувшись приятной улыбкой. Тон ее мне показался искренним.
– Простите за беспокойство, но у меня сломалась машина. Ваш муж дома?
– Да, конечно. Он во дворе сзади дома. Я могу позвать...
– Пожалуйста. Мне очень жаль, что приходится вас беспокоить.
– Входите, входите.
Я вошел. Она ушла, продолжая вытирать руки о фартук. Я слышал, как открылась дверь черного хода, сунул руку в карман плаща и сжал рукоятку пистолета. Встал спиной к стене, чтобы видеть одновременно парадную дверь и дверь кухни, куда она вошла. Передо мной была лестница, ведущая наверх. Дом был скромным, но хорошо прибранным; деревянные полы, цветастые обои. Мебель была недорогой, но относительно новой; в гостиной имелось небольшое пианино. В разгар депрессии эти люди сумели обзавестись на ферме хорошими новыми вещами.
Из кухни вышел очень худой мужчина в комбинезоне, за ним покорно следовала его жена; на ходу он вытирал тряпкой замасленные руки. Лет сорока пяти, лысый, с мешками под глазами, как и предсказала Сара Сивелла. Я сразу узнал в нем мужчину на фотографии, что была в письме Бернис Роджерс.
Он протянул уже чистую руку и улыбнулся:
– Я Карл Беллиенс. Насколько я понял, у вас небольшая проблема.
– Нет, – сказал я, и показал ему браунинг, – это у вас проблема.
Его
– Что вам нужно, мистер? – спросил он. – В доме у нас нет денег.
– Хватит! Я приехал, чтобы забрать мальчика.
Они посмотрели друг на друга; она, казалось, вот-вот расплачется. Он покачал головой, словно хотел сказать: не стоит.
– Я так и думал, что вы нас когда-нибудь достанете, – тихо сказал Беллиенс.
– Почему? За кого вы меня принимаете?
Одна сторона его лица скривилась в каком-то жалком подобии улыбки.
– Какое это имеет значение? Либо вы коп, либо не коп. И если вы не коп, то значит кто-то решил забрать у нас все, – он с горечью поджал губы, потом продолжал: – Мы сделали то, что нам было сказано. И никому ни слова об этом не сказали. Но, видимо, мы напрасно надеялись, что будем жить спокойно.
– Кто вы. Карл?
Его глаза задергались.
– Я? Никто. Простой фермер.
– Ну раз вы сами не хотите говорить, то тогда я скажу. В прошлом вы занимались контрабандным ввозом спиртных напитков для Команды. Приближалась отмена сухого закона, и вы могли остаться без работы. Но вы были хорошим работником. Надежным. И один очень влиятельный человек, возможно, по имени Капоне, а возможно, и по имени Рикка, спросил вас, не хотите ли вы начать честную жизнь. Заняться фермерством. Покончить со своей прежней жизнью.
Он смотрел на меня с безучастным видом, но в глазах его я читал уважение.
– Все-то вы знаете, мистер. Вы коп?
– Что-то в этом роде. Позвольте мне еще кое-что угадать, раз уж я начал. Вы бездетная пара. Вы были женаты лет двадцать, а может, и двадцать пять, но потомства у вас не было. Вам очень хотелось иметь детей, но ваше прошлое не позволяло вам усыновить ребенка. И вдруг произошло чудо: кто-то дал вам сына.
Он сделал небольшой шаг назад и обнял жену за плечи; она прижалась к нему, негромко всхлипывая.
– Вы правы, – сказал он. – И мы любим своего сына, мистер. И он нас любит.
– Это просто замечательно. Вы, конечно, знаете, кто этот ребенок.
– Да, знаем. Он Карл Беллиенс-младший.
– Я могу согласиться только со словом «младший».
Мэдж Беллиенс, губы которой дрожали, сказала:
– Мы никогда... никогда не называли этого имени. Никогда не вспоминали о нем.
Я поднял одну бровь; пистолет по-прежнему был нацелен на них.
– Чарльз Линдберг-младший, вы хотели сказать? Где он?
– Он в школе, – сказала она, стараясь держать себя вызывающе, но у нее это плохо получалось.
– Когда он возвращается домой?
– Вы не причините ему зла... – испуганно проговорила она, схватившись за рубашку мужа; он погладил ее.
– Ну, конечно, нет, леди. Я отвезу его настоящим родителям. Когда он возвращается домой?
– Дорога длинная, – сказала она, облизав губы. – Может быть, через полчаса. Мы никогда не делали ничего дурного, мистер;
– Вы когда-нибудь слышали о человеке по фамилии Хауптман?