Похититель душ
Шрифт:
Фотографии неприметного Уилбура Дюрана украшали первую страницу всех газет в стране. В Мексике и Канаде и даже в европейских странах также начались поиски сбежавшего гения. Как и следовало ожидать, история о нем проникла в международные новости: она привлекала всеобщее внимание своей необычной темой, хотя мы и не хотели этого признать.
Мне не было стыдно. Должна заметить, что я большая любительница интриг разного рода. Наверное, любопытство – одна из главных причин, по которой я стала полицейским; мне пришлось некоторое время проработать патрульным, но я не сомневалась, что обязательно стану детективом, – некоторые вещи я просто должна была знать. Кое-какие ответы я получила в Бостоне. Но их оказалось
Например, как человек, обладающий таким огромным богатством и властью, такой непостижимый гений, столь замечательный талант смог стать злодеем. Если бы у меня было его состояние и его способности, я бы, вне всякого сомнения, управляла миром, поскольку именно это ему по силам.
И еще мне ужасно хотелось знать, как родители такого ребенка могли не увидеть его поразительных способностей и не направить в нужном направлении. Мало того, они еще и подтолкнули его на преступный путь, что уже само по себе заслуживало тюремного срока.
Наконец, я очень хотела, чтобы мне кто-нибудь объяснил, почему в тайниках своей души я испытывала симпатию к этому монстру, в то время как мой мозг кричал: «Немедленно уничтожь ублюдка!»
После того как его история стала всеобщим достоянием, все вдруг захотели принять в деле какое-то участие. Появилось множество психологов и судебных психиатров, которые просили разрешения нам помочь. Это расследование могло стать дойной коровой для всякого, кто сумеет распорядиться открывшимися возможностями, и они выстраивались в очередь, расталкивая друг друга, рассчитывая занять место Эррола Эркиннена, который помогал мне с самого начала.
Звонили тысячи людей. Их указания сводили нас с ума.
«Я видела его в аптеке, ну, вы знаете, рядом с бензоколонкой „Ультра-Март“…»
«Он стоял передо мной в очереди в кинотеатр. Я хотела посмотреть „Здесь едят маленьких детей“, так что это определенно был он, ведь фильм его…»
«Мы видели его в аэропорту. Он был одет как Грета Гарбо, в меховое манто и все такое. В такую жаркую погоду надеть меха – никто не станет так поступать, если нет необходимости, значит, это он…»
«Он пытался забраться в раздевалку на бейсбольном стадионе. И у него была его старая перчатка».
Или последнее перевоплощение.
«Он был в форме. Я видела его с парой других полицейских. Они ничего не поняли, но я сообразила. Я знаю, что это он…»
Пресса впала в неистовство, почти как в случае с Симпсоном. Каждый день, когда я входила в участок или выходила из него, там уже толпились репортеры с микрофонами и камерами. Женщины причесывались и прихорашивались в ранние утренние часы, мужчины надевали костюмы от Армани – что их заставляло так поступать? Конечно, каждый надеялся на удачный снимок или интервью, чтобы сразу стать знаменитым на всю страну. То был один из способов повысить рейтинг Нильсена [66] .
66
Данные об относительной популярности всех коммерческих телевизионных программ в США, передаваемых по сетям крупнейших телекомпаний. Публикуются в регулярном докладе специализированной компании; отражают количество (в процентах) телевизионных приемников, настроенных на каждый из каналов во время демонстрации оцениваемых программ.
Наверное, во всех профессиях есть свои «рейтинги».
Я чувствовала себя защищенной от всей этой вакханалии, благодаря любезности Фреда, обеспечившего мне анонимность до тех пор, пока у нас на руках не появятся все козыри, – один из тех редких случаев, когда я была полностью с ним согласна. До того как мы вышли на Дюрана, у нас имелись все основания сохранять тайну. Теперь, когда мы не сомневались,
В результате тайное стало явным, но ребята из нашего отдела были не виноваты, да и пресса хранила молчание. Обо мне рассказал сам Уилбур Дюран.
Глава 29
В глубине души я понимала, что Жиль де Ре чудовище, сам дьявол, и, называя его этими именами, я надеялась, что он лишится власти надо мной. Я рассталась со своим материнским отношением к нему, перестала быть женщиной, которая вытирала ему в детстве слезы и укладывала спать, когда его собственная мать забывала о нем. Я больше не могла страдать за него, сочувствовать его боли, не могла защитить от ужасов, случившихся с ним волей его деда, от которого никто – ни я, ни вечно отсутствующие родители, вообще никто на свете – был не в силах его уберечь.
– Тише, малыш, она уехала с твоим отцом в Пузож. Не огорчайся, крошка, они вернутся в Шантосе меньше чем через две недели, и вы снова будете вместе.
Разумеется, мой юный воспитанник не мог не замечать, что милорд Ги и леди Мари часто брали с собой Рене, когда уезжали, особенно в Машекуль. Я подозревала, что болезненный младший брат, чуть не погибший во время родов, был матери дороже, чем ее первенец.
Когда это происходило, у нас всегда случались неприятности – как правило, не сразу после того, как они уезжали, но как только возникали какие-нибудь сложные ситуации, никогда не имевшие отношения к тому, что его оставили. Он злился по пустякам, начинал колотить меня своими маленькими кулачками и устраивал настоящий скандал. Порой, когда я пыталась его удержать и успокоить, он змеей выскальзывал из моих рук, падал на пол и принимался колотить ногами, да так сильно, что камни содрогались. Родители запретили мне наказывать его за эти выходки в их отсутствие, хотя я считала, что его следовало призвать к порядку, причем самым суровым образом. А когда они находились дома, их воспитательные меры можно было назвать в лучшем случае скромными и совершенно бесполезными.
Однажды, уже не в силах выносить его возмутительное поведение, я совершила серьезную ошибку, результат которой преследует меня до сих пор. Я пошла к Жану де Краону, который занимался счетами, и объяснила, что у нас происходит. Он положил перо, громко выругался и заявил, что мальчика испортили и превратили в девчонку. Я терпеливо ждала, когда он закончит свою речь, надеясь, что он замолчит и я смогу спросить, что мне делать. Его непристойные речи набирали силу, и вскоре он начал так жутко ругаться, что от его слов стало бы дурно ангелам на небесах.
Затем он помчался в детскую, я следовала за ним, умоляя быть снисходительным. Мы обнаружили мальчика с горничной, на чьем попечении я его оставила. Они тихонько разговаривали, и он показался мне достаточно спокойным – что меня невероятно удивило, ведь он громко вопил, когда я передала его девушке. Жан де Краон, решив, что я побеспокоила его без причины, наградил меня испепеляющим взглядом.
– Прошу вас, простите меня, милорд Жан, но он успокоился – это благословение, конечно же, только я очень удивлена, потому что он был в ужасно возбужденном состоянии, когда я его оставила и…