Похититель тел
Шрифт:
Блистательного вида стражник в медном шлеме, широких голубых штанах до колен и куртке в желтую и голубую полосочку лениво смерил О'Лири взглядом.
— Убирайся, Джек, пока я тебя не забрал за то, что слоняешься без дела,
— накинулся он на Лафайета.
— Я здесь по делу, — ответил Лафайет. — У меня важные новости для принцессы Адоранны.
— Да-а? — Стражник небрежно перекинул аркебузу из одной руки в другую.
— О чем?
— Это секрет, — сказал О'Лири. — Послушайте, мы теряем
— Умничаешь, да? — зарычал охранник. — Вон, жалкий оборванец, пока у тебя еще есть шанс!
— Ах, так? — вспылил Лафайет. Он сделал руки рупором и громко крикнул:
— Дежурный сержант, пост номер один — срочно!
— Как ты…
— Эй! Эй! Хорошо подумайте сначала! — предупредил О'Лири разъяренного стражника, когда тот поднял свою аркебузу с огромным дулом. — Запомните, свидетели!
— Ну, в чем дело? — спросил подошедший маленький толстенький сержант с усами, напоминающими руль велосипеда. Он остановился, смерил Лафайета взглядом. Его лицо налилось краской гнева.
— Коротышка! — крикнул Лафайет. — Как я рад тебя видеть!
— Схватить этого бездельника! — гаркнул сержант. — Это тот самый негодяй, что избил троих ребят из моей смены в прошлый понедельник!
Лафайет понимал, что трудно сохранить невозмутимость, когда трое здоровых стражников заворачивают тебе руки за спину, как сухой кренделек с солью, и волокут, по мощеному двору. И все же это было неподходящее время для вольных высказываний.
— Не могли бы вы… ой!.. выслушать то, что я скажу… ох!.. я уверен, что вы согласитесь, когда узнаете, что я должен сообщить… ух!..
— Что? Прикрути его еще на четверть, Ля Верн!
— Коротышка, ну хоть выслушай меня…
— Для тебя он сержант, негодяй! — зарычал владелец аркебузы. — В следующем месяце расскажешь это судье, когда он вернется из отпуска!
— Я не могу ждать месяц! Это срочно!
— Ля Верн, если он еще что-нибудь скажет, сунь ему в рот платок, тот, цветной, которым ты шею в жару промокаешь!
Они прошли стойла, помещение, где хранились сбруи, свернули в служебный ход мимо королевского свинарника. Стражники отпрянули, когда запертый хряк вдруг громко хрюкнул и кинулся всей своей тушей на забор.
— Что нашло на Жоржа? — удивился Ля Верн.
— Он уже пару недель сам не свой.
— Может, он чувствует, что в следующем месяце у нас назначен праздник,
— предположил кто-то.
— В последнее время все идет не так, — посетовал Ля Верн.
— С тех пор как…
— Довольно! — завопил Коротышка. — Вас, слюнтяев, подслушивают!
Лафайет, подгоняемый стражниками, поднялся на три ступеньки и оказался в маленькой дежурной комнате, освещенной даже в этот час сорокаваттной лампой, висящей на запутанном шнуре. Небритый человек без пиджака сидел, взгромоздив на покосившийся стол ногу, обутую в ботинок, и ковырял в зубах коротким кинжалом. Он вопросительно приподнял
— Запиши это рыло как задержанного по подозрению, Сарж! — сказал Коротышка.
— По подозрению в чем?
— Сами решите. Может, подделка, или чрезмерное любопытство, или разбавление вина водой. Только продержите его до тех пор, пока я не состряпаю на него дельце, за которое он проторчит, пока меня на пенсию не отправят.
— Это уж слишком, — вмешался Лафайет. — Пока вы, полицейские ищейки, трепитесь, королевство могут захватить! Мне нужно немедленно видеть принцессу Адоранну!
Сержант за столом слушал, разинув рот от удивления. Он смерил Лафайета взглядом с ног до головы, потом недружелюбно уставился на Коротышку, арестовавшего Лафайета.
— Чего ради притащил мне помешанного? — возмутился он. — Ведь знаешь же, что в таких случаях сразу же отправляют в дом для лунатиков.
— Позовите принцессу Адоранну! — потребовал Лафайет слегка дрогнувшим голосом, несмотря на все его усилия держаться спокойно. — Просто попросите ее высочество спуститься на минуточку, договорились? — Он попытался дружелюбно улыбнуться, но вместо этого скривил такую гримасу, что сержант за столом отпрянул.
— Держите его, ребята, — пробормотал он. — У него сейчас начнется припадок. — Он позвонил в колокольчик на столе, дверь открылась, и появилась нечесаная голова с белесыми космами над толстогубым лицом с отечными глазами.
— Оглеторп, наладь-ка этому голубю кандалы, — распорядился сержант. — Брось его в камеру номер двенадцать, ту, что с дальней стороны. Мы не хотим, чтоб он орал и всех расстраивал.
— Кандалы?! — завопил Лафайет. — Да я вас всех, тюремных бездельников, заставлю в ночную смену дежурить! — Он рывком освободился, уклонился от захвата, нырнул к двери, но зацепился за подставленную ему подножку, и… искры посыпались у него из глаз, — такого «роскошного фейерверка» он не видел с третьего октября прошлого года, дня независимости Артезии. Ему грубо заломили руки и поволокли наверх. Он попытался передвигать ноги, потом сдался, и они безвольно волоклись следом. Он понимал, что поднимается по ступенькам, ковыляет по темному зловонному коридору, что поднялась тяжелая железная решетка. Толчок — и он полетел, спотыкаясь, в камеру с низким потолком, которая была наполнена вонью от чадящих керосиновых факелов, закрепленных в кронштейнах вдоль стены.
— Я сэ…Лаф…ет Лири, — бормотал он, тряся головой, чтобы прийти в себя. — Я требую адвоката! Я требую встречи с Адоранной! Я требую, чтобы моей жене, графине Дафне, передали записку… — Он замолчал, так как ему заломили руки назад и держали вместе двойным захватом.
— Похоже, пьянство лишило его ума, — сказал блондин-надзиратель, от которого несло перегаром, как из винной бочки.
— Запри его в номер двенадцать, Перси, в самом конце!
— Конечно, Оглеторп… но, черт меня побери, я же еще двенадцатый не мел… и…