Похититель вечности
Шрифт:
— Что ж, сэр, — сказал Ричард, повернувшись и беря меня за руку, и при этом надавив на кость так, будто даже сейчас, несмотря на извинения, ему все еще хотелось выбить из меня дух. — Если вы желаете знать, то лучше быть невинным ребенком, сочиняющим сказки, нежели легковерным дураком, готовым в них поверить.
Я открыл рот от изумления. Он оправдывает ее поведение?
— Вашей дочери следовало бы стать писательницей, сэр, — раздраженно сказал я, вырываясь. — Она смогла бы на каждой странице преподносить новую историю.
Он пожал плечами и ничего не ответил, а я пошел прочь.
Несколько
СЕМЬЯ ПОГИБАЕТ ПРИ ПОЖАРЕ В ДОМЕ
Лондонская семья трагически погибла, когда в ночь на пятницу их дом сгорел дотла. Мистер Ричард и миссис Бетти Дженнингс вместе со своими четырьмя детьми, Альфредом, Джорджем, Викторией и Елизаветой скончались после того, как горящий уголь упал на ковер, и пламя охватило весь дом. Единственная уцелевшая дочь, Александра, 23–х лет, рассказала нашему репортеру, что ее не было дома в момент пожара, поскольку она осталась у друзей. «Я чувствую себя счастливейшей девушкой в мире, — сказала она, — хотя я, разумеется, потеряла всю свою семью».
Должно быть, я стал старым циником, но, читая это, я находил ее алиби довольно сомнительным. Насколько я знал, она не была склонна к насилию, но я не мог не думать о том, какие истории она сочиняла в эти годы, и что за сказки состряпает из этого несчастья. Я принялся читать дальше, но заметка по большей части была посвящена следствию, за исключением самого последнего абзаца, в котором говорилось:
Бывшая мисс Дженнингс, вдова, учитель в местной школе, поклялась восстановить дом, в котором она родилась. «С ним связаны мои детские воспоминания, — сказала она нам, — не говоря уже о том, что мы с моим покойным мужем Матье были очень счастливы здесь во время нашего недолгого брака». Супруг Александры трагически скончался от туберкулеза спустя полгода после свадьбы. Наследников не осталось.
Возможно, она была выдумщицей — возможно, она была записной лгуньей, но ей удалось то, чего ни Бог, ни человек не могли сделать ни 114 лет до того, ни 112 после: она меня прикончила.
Глава 21
ОКТЯБРЬ 1999 ГОДА
12 октября в четыре утра, я взял такси и поехал в городскую больницу, где Томми, мой племянник, лежал в коме, вызванной передозировкой наркотиков. Его привез прошлой ночью неизвестный друг, Андреа — беременной подружке Томми — через час позвонили из больницы: номер телефона его квартиры обнаружили у него в бумажнике. Вскоре после Андреа позвонила мне, и я проснулся с ощущением dеjа vu: несколько месяцев назад такой вот поздний звонок известил меня о смерти Джеймса Хокнелла.
Я приехал — уставший, с затуманенным взглядом, — спросил в приемной, где палата моего племянника, и меня отправили наверх, в отделение интенсивной терапии, где я его и нашел: он лежал, подключенный к кардиомонитору, с капельницей, введенной в вену его испещренной уколами руки. Он казался совершенно спокойным, на губах даже блуждала легкая улыбка, но по слабым движениям грудной клетки я видел, что дыхание у него редкое и затрудненное.
Подходя к его палате, я увидел медсестер, сгрудившихся у окна: они взволнованно смотрели на моего племянника, я даже расслышал, как одна вслух размышляет, как примет «Тина» весть о его смерти.
— Может, сразу вернется к Карлу, — сказала другая. — Они просто созданы друг для друга.
— Он ее никогда не простит. После того, как она крутила с его братом? Забудь об этом, — сказала третья, но заметив меня, все они сразу же ушли. Я вздохнул. Так распорядился собой мой несчастный племянник, и его проклятье обрекало меня на жизнь.
Краткая история Дюмарке: они были неудачливым родом. Все укорачивали себе жизнь — кто по собственной глупости, кто пав жертвой обстоятельств. Сын моего брата Тома — Том — погиб во время Французской революции; его сына Томми застрелили за шулерство во время карточной игры; его несчастный сын Томас погиб, когда в Риме ревнивый муж попытался проткнуть меня шпагой, а вместо этого угодил в него; его сын Том умер от малярии в Таиланде; его сына Тома убили во время Бурской войны; его сын Том был раздавлен автомобилем на Голливудских холмах; его сын Томас погиб в конце Второй мировой войны; его сын Тома был убит в гангстерской разборке; его сын Томми — актер мыльной оперы, лежит сейчас здесь в коме, вызванной передозировкой наркотиков.
Какое–то время я стоял у окна и смотрел на него. Хотя я давно предупреждал Томми о том, чем это может для него закончиться, мне было больно видеть, что он пал так низко. Умирающий был красив, самоуверен — яркий молодой человек, его узнавали повсюду, куда бы он ни пришел, знаменитость, звезда, модная икона; превратился просто в тело в кровати, дышит с помощью машины, не способен отвернуться от назойливых взглядов. Я должен был сделать больше, подумал я. На сей раз я должен был сделать больше.
Несколько минут спустя в комнате ожидания я впервые встретился с Андреа. Она сидела в одиночестве и пила больничный кофе; стерильность помещения отнюдь не помогала расслабиться. Стояла ужасная вонь дезинфекции, там было лишь одно грязное окно — и то не открывалось. Я никогда прежде не видел подругу Томми, но догадался, что это она — по уже заметной беременности и тому, как она тряслась, уставившись в пол.
— Андреа? — спросил я, наклонившись к ней и осторожно касаясь ее плеча. — Вы — Андреа?
— Да… — ответила она, глядя на меня так, будто я врач, принесший дурные вести.
— Я — Матье Заилль, — поспешно объяснил я. — Мы с вами говорили по телефону.
— Ах да, — сказала она с облегчением и разочарованием. — Конечно. Наконец–то мы встретились, — добавила она и попыталась улыбнуться. — Именно здесь. Хотите кофе? Я могу…
Ее голос замер, я покачал головой и сел напротив. Одежда на ней выглядела так, будто она вытащила из–под кровати первое попавшееся. Грязные джинсы, майка, кроссовки на босу ногу. У нее были волнистые русые волосы, но немытые, и, поскольку она была без макияжа, ее лицо привлекало естественной красотой.