Похитители автомобилей. Записки следователя
Шрифт:
– Отдай трубку, - хриплым от волнения голосом выкрикнул он, обращаясь к участковому, - а то стрелять буду!
В подтверждение угрозы звонко щелкнули один за другим курки. Хвощан медленно повернулся в сторону Хомича, соображая, как ему поступить. Выхватить пистолет не успеешь: Хомич нажмет на курок быстрее. Выполнить требование преступника? Нет! Об этом не может быть и речи. Хвощан решил сделать вид, что не обращает внимания на угрозу Хомича. Может, тот побоится выстрелить.
Все эти мысли пронеслись за какую-то долю секунды, пока он поворачивался к крыльцу. А лицо
Не говоря ни слова, Хвощан согнул трубку о колено. И в ту же минуту раздался выстрел. Участковый упал. Ему удивительно повезло. Второпях преступник не проверил патрон, и тот оказался неплотно закрученным. Дробь попала в лицо, в грудь, в колено, пробила кожу, кое-где задела кость, но участковый остался жив.
Усилием воли Хвощан заставил себя сохранить самообладание. Не в силах приподняться, он лежа достал из кобуры пистолет. А когда Хомич, намереваясь скрыться от ответственности, выскочил на крыльцо, он услышал тот же спокойный голос:
– Руки вверх! Стрелять буду!
От неожиданности он выпустил ружье, и руки сами медленно поползли вверх. Так он и продолжал стоять, испуганно следя за дулом пистолета. А оно, сначала замершее на месте, постепенно начинало покачиваться. Кровь текла из многочисленных ран Хвощана, силы покидали его с каждой минутой.
Но вот раздался автомобильный гудок, ко двору Хомича подъехал колхозный автомобиль. Люди бережно положили участкового на разложенное сено, и машина осторожно двинулась к больнице.
Через несколько месяцев Хвощан снова появился на улицах села Рожное. Он шел спокойно, уверенно, отвечая на приветствия знакомых. Козырек его новой фуражки пускал во все стороны игривых зайчиков. А старую участковый бережет и показывает только близким друзьям. И когда смотришь на фуражку, в которой дробинки сделали более 20 маленьких дырочек, не верится, что рядом с тобой сидит ее обладатель. Веселый, пожалуй, даже добродушный человек, со спокойными открытыми глазами. Правда, левый все время немного щурится - остался след от дробинки. Случай с фуражкой - это не единственное, о чем он может рассказать, хотя должность у него самая спокойная. Участковый уполномоченный. Или просто участковый!
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЖИЗНИ
Небольшой листок серой папиросной бумаги извещал, что заключенная Жанна Васильевна Балюк этапирована в тюрьму и со вчерашнего числа значится за мной.
Это извещение меня не обрадовало. Дело в том, что по делам, которые находились в моем производстве, обвиняемой с такой фамилией не было, и я ее не разыскивал. Здесь, очевидно, была ошибка. Я приготовил на имя начальника тюрьмы письмо об этом. Оставалось подписать его у прокурора.
Петр Онуфриевич, прокурор района, прочитал письмо, поставил лишнюю, на мой взгляд, запятую и отложил его в сторону.
– Балюк… Балюк… - задумчиво произнес он. Видимо, фамилия была знакома ему.
– Постой, да ведь это же она скрылась лет десять назад. Тебя тогда еще у нас не было. Значит, разыскали ее все-таки. Что ж, вызывай завтра
Из материалов пожелтевшего, запыленного дела я узнал, что лет десять назад…
Впрочем, обо всем, что случилось десять лет назад, можно узнать из рассказа самой Балюк:
– После окончания торговой школы меня направили работать завмагом в село Тарасовку. Это только в направлении было написано «завмаг». На самом деле в маленьком магазине, продававшем все - от школьных тетрадок до селедки и керосина, - работал один человек, который был и продавцом, и экспедитором, и грузчиком.
Мне это даже понравилось. В молодости всегда тянешься к самостоятельности, а мне-то ведь было тогда всего 24 года.
Что вы смотрите на меня?
– женщина грустно улыбнулась.
– Не похоже, что мне когда-то было 24 года?
Что я мог ответить? В материалах дела сохранилась ее фотография. Круглолицая, полная девушка с кудряшками весело и беззаботно смотрела на мир. А передо мной на стуле сидела седая пожилая женщина. На вид ей можно было дать лет пятьдесят, а то и больше. Выцветшие, слезящиеся глаза, редкие гнилые зубы. В теплый летний день она была одета в ватник и тяжелые яловые сапоги.
Балюк продолжала:
– В Тарасовке меня любили. По крайней мере, мне так казалось. Тому ситцу отпущу в долг, тому водки… Да и сама… Молодая, глупая была, а подсказать никто не подсказал. Прибудет хороший товар, я себе туфли новые, отрез на платье. А деньги как? Не беда, мол, в получку расплачусь. Приходит получка - и то купить хочется, и это. Так и быть, думаю, отдам в следующую. Вот так и пошло…
Через год перед ревизией прикинула я, подсчитала, а у меня товаров на шесть тысяч рублей не хватает. Опустилась я на ящик, спокойная-спокойная, даже страшно. Готовь, думаю, Жанна Васильевна, сухари. И тихо так в магазине, а на душе пустота какая-то, и все безразлично мне. Я ведь даже представления о тюрьме не имела, какая она, а тут, пожалуйста, садитесь!
Незадолго перед тем указ вышел. Не разбиралась я в статьях ваших, только знала, что за растрату 25 лет положено. Только подумать! 25 лет - это вся жизнь!..
Собрала я выручку за неделю, вещи получше и уехала. Вы мне поверьте, гражданин следователь, я себе той минуты простить не могу. Что мне за эти 12 лет пережить пришлось - врагу своему не пожелаю.
Куда ехать, я не раздумывала. Есть у меня тетка в Средней Азии, с Отечественной войны там осталась. Вот к ней и решила махнуть. Еду в поезде, и все мне кажется, что пассажиры на меня внимание обращают, будто догадываются. Со страху ни есть, ни пить не могла. На одной станции решила книжку купить, чтобы время незаметней шло. Я до этого книг мало читала, все как-то некогда было. Схватила первую попавшуюся - и назад в вагон. Надо же было так случиться, чтобы книжка та о шпионах и жуликах оказалась. Тут только я и узнала, как преступников ловят. Прочла я в книжке, что в первую очередь всех родственников проверяют. Мне казалось, что никто не догадается, куда я уехала. А тут сомнения взяли: вдруг меня там уже ожидают? Деваться-то некуда.