Похитители бриллиантов
Шрифт:
– Так. А газетная заметка о чем?
– Об убийстве еврея-купца. И вину надо взвалить на французского авантюриста.
– Никто никогда не поверит.
– Заметка появится в печати на другой день после отъезда этой дамы. Так что ее внезапный и поспешный отъезд будет похож на бегство и только внушит подозрение.
– Постойте, но вы привлечете целые орды полицейских!..
– Подумаешь! Вы их знаете так же хорошо, как я. Они безобидные твари.
– Но ваши намерения?
– Закрыть Вильрожу, по крайней мере на время, доступ в колонию. А так как его жена будет в наших руках, у него не хватит времени оставаться в Кейптауне и доказывать свою невиновность. Он все пустит
– Ничего нельзя прибавить к тому, что вы сказали, друг Клаас. Вот вам обе бумажки. Заметка для газеты сложена в длину, а письмо – квадратиком. Смотрите не перепутайте.
– Будьте спокойны. А теперь отдохнем. Скоро будет обнаружено убийство еврея и ограбление повозки. Я тоже там буду и постараюсь толкнуть полицию на ложный след.
– Только опасайтесь мастера Виля. Кстати, вы нашли в фургоне нечестивца что-нибудь стоящее?
– Пустяки. Но не в этом дело. Мне был нужен труп, покойник. И я его нашел.
Глава 7
Размышления самонадеянного, но нерешительного полицейского. – Человек, который верит в предчувствия. – Концерт диких зверей. – Кто рычал – лев или страус? – Шакал охотится, лев забирает добычу. – Новый подвиг опытного охотника. – «На помощь!» – У льва в пасти. – Своевременный выстрел. – Бред. – Шина. – Жаркое из слоновьей ноги для цивилизованных гурманов. – Мнение доктора Ливингстона о южноафриканском льве. – Появление его преподобия, который узнает в раненом мастера Виля.
Мастер Виль, полицейский с приисков Нельсонс-Фонтейна, считал себя самым ловким из всех сыщиков Объединенного Королевства, но все же он был вынужден сознаться самому себе, что задача, которая свалилась ему на голову, полна необычайных трудностей. Если весьма лестное мнение, которого он держался насчет своих личных талантов, и толкнуло его ввязаться в это, скажем прямо, путаное дело; если он поначалу увлекся, что не совсем обычно для представителя англосаксонской расы, – то зрелое размышление подействовало на него охлаждающе, как ледяной душ.
Волнение, вызванное загадочным убийством торговца, улеглось в несколько минут, словно по волшебству. Весь прииск снова принял свой обычный деловой вид: на участках стучали кирки; скрипя поднимались и опускались по железным тросам кожаные мешки; люди, которых ночное происшествие отвлекло было на минуту, работали с обычным упорством. Тут, черт возьми, у каждого хватало своих забот, чтобы не слишком долго думать о вещах посторонних. Вот если бы убийцу тут же, на месте, поймали и линчевали, тогда другое дело – тогда они, пожалуй, потратили бы несколько минут на то, чтобы посмотреть повешение. На приисках так мало развлечений! Но что им за дело до слез осиротевшей девушки, потерявшей единственную опору в жизни? Что им до более или менее неприятных размышлений полицейского, занятого распутыванием загадочной драмы?
Текли часы, но мастер Виль не знал, что предпринять. А тут над самонадеянным сыщиком еще стали подтрунивать коллеги, их насмешки сыпались градом на полицейского. Их грубые шутки заставляли его держаться нарочито уверенно, хотя никакой уверенности у него не было, – по крайней мере, создавалась видимость, что он благодаря им отвлекался от своих забот.
– Ладно, ладно! – угрюмо отвечал он. – Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Занимайтесь своими делами, а мои вас
Мастер Виль принял героическое решение. Он запихнул в сумку необходимые вещи, приготовил оружие, оседлал коня и пустился в путь. Он обошел все алмазное поле, осмотрел все участки, тщательно осведомился обо всех, кто уехал и кто приехал, и убедился, что, кроме буров и французов, ни один посторонний на прииске не показывался.
Хотя здесь и работала добрая тысяча человек и среди них хватало темных личностей, которых легко можно было заподозрить в каком угодно преступлении, в том числе и в том, жертвой которого стал еврей, сыщик все время думал только о трех французах и трех бурах. Это была навязчивая мысль, какое-то смутное, но неодолимое предчувствие.
«Да почему бы и нет, в конце концов? – рассуждал Виль. – Эти французы едва появились и сразу исчезли. Тот, который здесь работал, виделся с убитым вечером незадолго до убийства, а ночью они скрылись. Все это наводит на нехорошие мысли. Но, с другой стороны, три тяжеловеса-бура тоже, по-видимому, изрядные жулики. С какой целью могли они сюда пожаловать на столь короткий срок? Один из них преподнес мне ножны. А зачем? Чтобы помочь мне или чтобы сбить меня с толку? Однако не могу же я разорваться на части и пуститься по всем этим следам одновременно. Буры разделились и пошли в разные стороны: один – на юг, двое – на запад. Французы подались на север. Какого черта им нужно на севере? Все-таки мне надо выработать какой-нибудь план. Здесь я задерживаться не могу, иначе я стану всеобщим посмешищем. Надо выследить или тех или других. Но кого? Орел или решка? Буров или французов? Я больше склоняюсь в сторону французов. Потому что предмет, который я нашел на месте убийства, мог принадлежать только убийце, а мои буры слишком большие мужланы, чтобы владеть подобными драгоценностями! Ну что же, так и быть, махнем на север. Там я и раскрою истину».
Едва покончив со своими колебаниями, мастер Виль стал укрепляться в мысли, которая, как мы видели, нелегко ему далась. Считая, что лучше ошибиться, чем оставаться в нерешительности, он пустился в путь, нисколько не думая о неизбежной потере службы, если его поиски окончатся неудачей, что, в конце концов, тоже было весьма вероятно. И еще – пусть объяснит тот, кто умеет объяснять такие вещи, – наш полицейский, хотя и был человек весьма положительный, слепо верил в предчувствия и, как мы видим, ошибался лишь наполовину. Впрочем, верно и то, что предчувствия, вероятно, заставят его совершить огромную оплошность.
Напасть на след трех французов было легко в краях, где жили только негры или колонисты, потому что они ничуть и не старались скрыть или замести свои следы. Полицейскому почудилось в этой беспечности не что иное, как доказательство закоренелости преступников, а заодно и сознание ими своей безопасности. До границы английских владений было едва каких-нибудь два дня ходьбы, а задержать их на чужой территории, где власти чрезвычайно ревниво охраняют свои прерогативы, мастер Виль не мог. Но преступники – сыщик не сомневался, что они преступники, он бы дал голову наотрез, – от него не уйдут. И, как говорится, что отложено, то не потеряно. Вильям Саундерс решил не отставать от них ни на шаг, сопровождать их в любое место, куда им только захочется сбежать, но в конце концов схватить их и предать в руки карающего закона, едва только они неосторожно ступят ногой на английскую землю. Для человека такой закалки, как мастер Виль, время, расстояние, лишения, болезни не имеют ровно никакого значения!..