Похитители ослов (Ослокрады)
Шрифт:
– Прекрасно,– сказал Яни, прощаясь.– Значит, встречаемся завтра утром на пляже.
Дети отправились домой, горячо обсуждая тему похищения. Когда они пришли, на террасе уже горели медные керосиновые лампы и окна были озарены золотым светом. Там уже был накрыт стол к ужину.
– Ах, это вы, мои крошки,– сказала миссис Зяблик.– А я как раз собиралась вас искать, потому что Агати приготовила ужин. Во всяком случае, думаю, что приготовила, потому что папочка не захотел пойти в кухню и спросить
– При наличии двух женщин в семье,– пробурчал генерал, попыхивая трубкой,– почему именно я должен идти в кухню и вдаваться в хозяйственные подробности.
– Правильно, папочка,– сладко улыбнулась Аманда.– Сиди-сиди, я сейчас сбегаю и все выясню.
– И-ди-отка,– прошипел Дэвид, проследовав за ней на кухню.
– Ты чего это? – удивилась Аманда.
– Корчишь из себя пай-девочку,–сказал Дэвид,– если слишком войдешь в роль, он заподозрит неладное.
– Ничего не случится, вот увидишь,– сказала Аманда.
Затем все уселись за накрытый стол, и некоторое время семейство ужинало в полном молчании.
– Ты всласть порисовал сегодня, милый? – спросила наконец своего супруга миссис Зяблик. Она давно оставила надежду, что ее благоверный когда-нибудь станет настоящим художником, и относилась к его творчеству как к мании.
– О, у меня сегодня новый шедевр,– ответил ей генерал.– А кстати, жаркое удалось!
– Спасибо, родненький,– сказала тронутая миссис Зяблик, хотя сама она не принимала участия не то что в готовке, но и в заказе ужина.
– Скажи, папочка,– спросила вдруг Аманда,– если бы ты писал картины как Рембрандт, что бы ты делал?
– О-о, я был бы счастлив,– сказал генерал.
– Я имею в виду – если бы ты внезапно открыл в себе талант Рембрандта, стал бы ты продавать свои работы?
– Пожалуй,– ответил удивленный генерал.
– И если бы у тебя весь чердак был набит шедеврами на уровне кисти Рембрандта, как бы ты их подписывал? – спросила Аманда.
Дэвид, обеспокоенный таким странным подходом сестры к животрепещущей проблеме, ерзал на стуле.
– Ну, выдавать их за подлинного Р-рембранд-та,– подумав, сказал генерал,– было бы н-незаконно, так что мне пришлось бы продавать их под моим собственным именем. Н-ну, можно, конечно, придумать себе псев-до-ним – вот, например... Рембранд-хлыст... Нет, не годится... Рем-бранд-мейстер? Ближе к делу... Aral Вот! Рембранд-майор! Обер-унтер-Рембранд-генерал-майор! А, каково! А если бы я продавал их как подлинного Рембрандта, это было бы мошенничеством.
– Папа, скажи,– снова спросила Аманда,– почему одни действия считаются преступлениями, а другие нет?
– Видишь ли, милая, над этой проблемой веками бьются философы и религиозные конфессии, а ты хочешь, чтобы я сейчас, с куском жаркого во рту,
– Ну папа,– настаивала Аманда,– действия, которые причиняют людям боль, понятное дело, относятся к преступлениям; но скажи, почему преступлениями иногда называются деяния, которые вовсе не обязательно причиняют людям боль?
– Девочка моя,– обреченно сказал генерал,– ты порою говоришь так же непонятно, как и твоя мать.
– Ну...– сказала Аманда, в раздумье подняв руку с вилкой,– например... Если ты будешь продавать свои шедевры как подлинного Рембрандта, ты же никому не причинишь страданий, и тем не менее это будет преступление. Или... возьмем похищение человека. Предположим, при этом ему никто не причинил вреда. Будешь ли ты считать, что это преступление?
Генерал сунул в рот огромный кусок мяса и стал медленно жевать, чтобы было больше времени обдумать ответ.
– По моему глубочайшему убеждению,– сказал он наконец,– похищение человека – самое тяжкое преступление после убийства, истязаний и голосования за партию лейбористов.
Дэвид с самодовольным видом взглянул на сестру.
– Однако,– заинтересовался генерал, отодвинув стул от стола и достав из кармана трубку,– чем вызван этот внезапный интерес к самым недобрым деяниям рода человеческого? Надеюсь, вы не собираетесь заниматься ночным похищением котов?
– Конечно нет,– успокоила его дочь,– мы только хотели выяснить. Ты же сам говорил, чтобы в случае сомнений мы обращались к тебе.
– Беда в том,– объяснил генерал,– что после этих расспросов меня тоже начинают охватывать сомнения.
Выкурив трубку, он принялся в быстром темпе выбивать алюминиевой ногой сложный ритм.
– Генри, милый, может, не надо? – с надеждой спросила миссис Зяблик.
– Это боевой ритм племени ваттуси,– объяснил генерал,– его играют всегда, когда готовятся к войне.
– Все это интересно,– с сомнением сказала миссис Зяблик,– но почему за столом? Ты подаешь детям дурной пример!
– Абсолютно не вижу связи,– сказал генерал.– По-моему, никто из них не курит и ни у кого из них нет алюминиевой ноги.
– Да, но когда я была девочкой,– настаивала миссис Зяблик,– джентльмены не выделывали за столом подобных штучек.
– А вот я,– твердо сказал генерал,– не джентльмен? С тех пор как ты вышла за меня замуж, ты провела двадцать бесплодных лет в попытках сделать меня лучше. Может, откажешься наконец от сизифова труда, а?
Дети незаметно отправились спать, оставив своих родителей за дружеской словесной перепалкой.
– Говорил я тебе, похищение – не дело,– сказал Дэвид, когда они взбирались по скрипучей деревянной лестнице, рассохшейся за множество лет.