Поход семерых
Шрифт:
Роберт двинулся к проходу первым, неся свет двумя руками, как меч. За ним стронулся с места Марк, ведя зажмурившуюся Марию, слепо тыкавшую перед собой фонарем. Гай и Клара шли следующими. Похоже, что теперь они молились вместе; почти беззвучный шепот одновременно срывался с их уст. Они шли прямо, держась за руки, как храбрые сироты из детской сказки – Умная Герта и ее братик, прямо в замок к людоеду… Йосеф потянул Аллена за руку. Тот с трудом оторвался от стены и сделал несколько шагов, достойных ватного чучела. В это время Марк внезапно очень громко запел. Пел он какую-то полную чепуху:
Реви,Покончив с моряком – похоже, это была импровизация, – он принялся за какую-то детскую рождественскую песенку:
В небесах горит звезда,Пастушки спешат туда,Где в яслях Младенец дремлет,Наш спаситель навсегда…Будто разбуженный, Аллен пошел вперед, водя перед собой фонарем. Луч света скользнул по бледным распухшим лицам тех, кто расступился, давая им дорогу. «Не смотри», – шепнул голос у Аллена в голове. Но самое ужасное порой притягивает к себе взгляд, как и совершенная красота, и не в силах одолеть жажду, бывшую одновременно отвращением и жутким любопытством, Аллен взглянул.
Их было куда больше, чем показалось вначале. Тридцать, а то и сто, тысяча, и в глазах их, белых, как у вареной рыбы, стояло тупое и жадное любопытство. Как у скверного мальчика-дебила, который давит башмаком жука и с прицельным вниманием, приоткрыв слюнявый рот, следит за его предсмертными корчами. В головах их была темнота.
Не будь Аллен поэтом, все могло получиться и иначе. Но теперь он ясно вспомнил их всех и уже видел – рабочие в комбинезонах, контрабандисты с мешком, горского вида полуразложившиеся женщины смотрели из темноты, выстроившись как почетный эскорт, и один из них, молодой ассенизатор с торчащим из головы осколком камня, с приоткрытым ртом двинулся следом, фокусируя белый взгляд.
Йосеф больно и очень сильно – кто бы мог подумать! – дернул Аллена за руку.
– Прекрати! Зачем ты их зовешь? Не делай этого!
Аллен завороженно посветил фонарем в расплывчатое лицо и увидел очень жесткий взгляд, полный жуткой радости. От этой радости – так, наверное, радуются в аду – Аллен пошатнулся и чуть не упал.
– Отче наш! Сущий на небесах! – закричал он отчаянно, декламируя молитву как спасительное заклинание, и поднял руку с фонарем, чтобы сотворить им крестное знамение, – и тут мертвый человек бросился на него. Он внезапно оказался не по-призрачному сильным – очевидно, обретая силу и плоть в страхе своей жертвы. Аллен услышал, как трещит шов на его куртке, увидел на какой-то миг совсем близко вареные глаза – и фонарь, мигнув, покатился в темноту.
Его сознание включилось вновь, когда он уже стоял на ногах, поддерживаемый Гаем и Йосефом. Что они сделали, он так никогда
Фонарь бесполезно болтался у Аллена в руке, и Йосеф вскоре забрал его и понес сам, освещая путь.
Наконец через какое-то время дорога, как Гай и предполагал, уперлась в выход со стороны Монт-Файта. Беда в том, что дверь, закрывающая каменную дыру, была заперта и заколочена снаружи. Минут пятнадцать, хотя казалось, что никак не меньше суток, Марк и Роберт пытались высадить ее плечами. Монтские власти явно постарались на славу, охраняя покой горожан; но наконец дверь затрещала и стала поддаваться – и вылетела-таки, с корнем вырванная вместе с петлями из могучего косяка. Серый дневной свет, хлынувший внутрь, показался друзьям ослепительным. Моргая и щурясь, как выползающие на поверхность кроты, они выкарабкались на свет божий. Вконец ослабевших Марию и Аллена снаружи подхватили руки их близких.
Кто бы мог подумать, что простой пасмурный день может быть настолько красив! Аллен опустился на землю, с наслаждением вдыхая влажный воздух. В отличие от первого Файта его горный собрат стоял в долине; деревьев вокруг почти что не росло, ветер бродил по высокой, слегка выгоревшей траве. Вдруг некое движение сзади заставило Аллена обернуться – и вскочить на ноги, притом что до этого он попросту не мог шевельнуться. Бледные распухшие лица, просвечивая друг сквозь друга, совсем разваливающиеся на свету, теснились в дверном проеме.
– Неупокоенные! – Йосеф обернулся к ним, и эта странная нота – власть – опять вернулась в его голос. Аллен впервые увидел своего друга таким – он смотрел на ходячие трупы взглядом короля, но проявлялся этот король не в надменном презрении, а в глубокой, очень деятельной жалости. Так мог бы взрослый смотреть на толпу неумытых и обгадившихся детей, чтобы в следующий миг двинуться к ним – мыть и переодевать.
– Чего вы хотите, неупокоенные? Что мешает вам уйти туда, где вас ждут, и обрести покой?
Заговорила с ним женщина – возможно, та самая, чье бледное лицо увидел Аллен под каменной аркой. Голос ее был булькающим и странным – будто бы мало что осталось от ее голосовых связок и мертвого языка.
– Мы могли взять одного из вас. Самого слабого. Если бы не великий человек, который вел вас, он был бы наш.
В лицо Аллену ударила горячая волна стыда, когда он понял, что говорят про него. Не про Клару, не про Марию даже – про него.
– Вы не получите никого из нас. Вам не должно здесь оставаться. Вы люди, и ваши души ждет на суд небесный Отец. Устыдитесь и ступайте к нему.