Поход скорпионов
Шрифт:
Пусть солнце висело еще высоко, но отчего-то вдруг стало заметно темней. Так бывает, когда посреди дня накатывает грозовая туча. Подняв взгляд, никакой тучи я не увидел, зато заметил, что небо сделалось грязно-голубым, будто божественная лазурь попала в лапы какого-то мерзкого подземного чудища. Завертел ветер, промозглый и злой, почти осенний. Тотчас окружность поляны затянула грязная мгла: сжирая краски, уродуя и без того мрачный лик проклятого леса, полнясь смутным движением и гулом, она играла роль некоего занавеса, за которым для нас готовилось невиданно ужасное представление.
Нервное,
– Душу вымотали, твари, – процедил сквозь зубы Бурдюк. – Что они тянут?
– Решают, с чем лучше тебя сожрать: с чесноком или с луком, – без всякой веселости хмыкнул Глаз.
– Испугались татуировок на ваших толоконных лбах, – проворчал Гиеагр.
Бурдюк бросил на него косой взгляд:
– Непосвященный, я ведь запом…
Чудовища атаковали разом со всех сторон. Серая мгла вдруг разродилась копошащейся волной тварей самого ужасающего вида: щелкающей, шипящей, свистящей, воющей, орущей, ощетинившейся иглами, гребнями, клыками и шипами, плюющей ядом и смердящей, как миллион клоак. Воздух задрожал от оглушительного гомона; я почувствовал, что ноги мои вот-вот выйдут из повиновения и, если в рядах монстров мелькнет хотя бы крошечная прореха, они тотчас помчат меня туда, пусть на верную гибель, но лишь бы подальше от этого кошмара. Стиснув зубы, я заставил себя подавить слабость. «Что угодно… Делай что угодно, – сказал я себе, – только не думай о своем страхе».
Тут мой взгляд скользнул по земле. Камни! Много камней! Это по моей части. Эй, твари, смотрите на лучшего метателя Гальгал!
Волна ужаса стремительно накатывала на нас. Ближе… ближе… ближе… Присев на корточки, я подхватил край туники и насыпал в нее камней, сколько мог удержать. Выпрямился, придерживая бесценную ношу, выхватил булыжник с острыми краями…
Р-раз! Снаряд угодил во что-то черное, похожее на вымазанного дегтем огромного паука. Брызнули ошметки, тварь кувыркнулась и исчезла в толпе. Еще камень… Р-раз! – У мчащегося на меня монстра, слепленного из трех человеческих тел, сросшихся боками, поникла правая голова; ноги правой туши подкосились, чудище повело в сторону, и тотчас вал атакующих растоптал его.
– Обожаю камни! – сквозь рев донесся до меня голос Гиеагра. Бросив взгляд на своих товарищей, я увидел, что все они вооружились по моему примеру. Только Эписанф, как и в прошлый раз, все рылся в своем мешке.
– Бить по первым рядам! – скомандовал герой.
– Швыряй, не жалей! – выкрикнул Глаз, и каменный град обрушился на чудовищ.
Каким-то чудом мы отбили первую атаку. Монстры из передних рядов, которых поразили наши камни, растекались черной скользкой слизью, и это мешало задним, ослабляло напор; метались раненые, сея среди нападающих суматоху. Может быть, это принесло нам ту маленькую победу, а может, что-то еще – не суть важно, главное – мы получили хоть крошечную, но передышку.
Не успела волна чудовищ откатиться за край поляны, а наши взоры уже устремились к Эписанфу.
– Философ, ты не слишком-то помог нам в этот раз, – произнес Гиеагр. – Истратил все снадобья в прежней заварушке?
– Вы
– Отбились, – встрял Глаз. – Но если бы кое-кто…
– «Кое-кто» вступит в дело лишь в самый критический момент, – заявил Эписанф. – У «кое-кого» мешок не бездонный, и наполнить его, случись надобность, будет негде. Поэтому швыряй камни, маши мечом и не суйся в мои дела. Ясно?!
– Так бы сразу и сказал, – надулся Глаз. – Резать вас, умников, надо.
За серой пеленой тем временем шли какие-то новые приготовления. Увидеть отчетливо что-либо было нельзя, лишь смутные тени метались в туманной мгле да долетал по временам протяжный сиплый вой.
Вторая атака началась столь же внезапно. Туман вдруг исчез, и вкруг поляны явились сотни мерзейших тварей. Они сменили тактику: наступали врассыпную, поодиночке, так, чтобы наши камни могли нанести лишь минимальный урон. Они чем-то походили на огромную стаю волков, вот только между волками, даже живущими за тысячи парасангов друг от друга, куда больше сходства, чем было между этими монстрами. Большие и малые, всех цветов и оттенков, покрытые шерстью, шипами, чешуей, об одной и о десяти головах, с когтями или с копытами – эти страшилища напоминали дикое сонмище кошмарных снов, всплывших из небытия по чьей-то злой воле, чтобы нас убить.
Мы дали залп, другой. Брызгая черной кровью, забились в агонии несколько тварей, но прочих это не остановило. С пронзительным визгом они бросились на нас.
Пусть и относительно малочисленные, эти новые существа оказались лучшими бойцами. Миг – и они легко, почти без усилий разделили нас, как разделяют стадо пастушьи собаки, разбили наш крошечный строй на островки. Они не спешили нападать – не знаю почему. Наверное, примеривались, желая отправить нас в царство теней с минимальными для себя потерями.
Нам с Глазом повезло, мы оказались в паре. Спина к спине, вооруженные лишь дубинками, мы ждали нападения, а твари вились вокруг, примериваясь к нашим глоткам. Гиеагра оттеснили ближе к краю поляны. Острие его меча поблескивало в двух дюжинах шагов от нас, и десятки пар глаз неотрывно следили за этим смертоносным блеском. Меньше всего повезло Бурдюку: под его опекой оказались Эписанф и Лаита. Женщина, скорчась под своими тряпками, беспрестанно перебирала пальцами, наверное молилась, теребя амулеты и обереги; философ же все рылся и рылся в своем мешке с упорством пьянчуги, пытающегося выудить из складок одежды последнюю монетку.
Монстры атаковали разом, будто услышав команду. Сразу три твари, не издав ни звука, ринулись на меня. Одной я проломил череп, две других, столкнувшись в воздухе, покатились по земле.
Новый бросок. На этот раз я замешкался, и пара челюстей с загнутыми клыками проделала дыру в моей тунике. Зверь лишь немного не рассчитал, иначе мои внутренности уже вывалились бы на камни. Я ударил ногой. Чудовище отлетело на несколько шагов, но тотчас вскочило на лапы!
Еще бросок, и еще, и еще! Меня цапнули за лодыжку, алым цветком вспухла рана на бедре; саднило в боку – не то от усталости, не то от ран, правое ухо горело, а по щеке и по шее бежала теплая липкая струйка. Но я еще держался и без остановки работал дубиной, моля богов, чтобы не дали ей сломаться, чтоб удача моя длилась, длилась как можно дольше, ибо только удачей можно было объяснить то, что я еще жив.