Походы викингов
Шрифт:
Такой договор о дарах и приданом был непременным условием законного брака и, по сходству с торговой сделкой, потому что заключались условия, на каких дочь семейства поступала в собственность мужа, назывался Briid-kир, покупкой невесты. Договор утверждался в. Присутствии родных обеих сторон. Потом обручали жениха и невесту и соединяли им руки. В древности при обручении они менялись кольцами; хотя любящие дарили их друг другу, но они еще не считались знаком faestning, или законного обручения, — молоток Тора, положенный на колени невесте, освящал брак. На невесту надевали покрывало. Это обручение называлось faest, потому что жених, обручаясь с невестой, собственно укреплял ее за собой, faesta saer копи (по-шведски faesta sug qvinnan — обручиться с женщиной, собственно укрепить ее за собой). Сходка же, для этого состоявшаяся, — faestninga staemma. После того он назывался facstiniadr, жених (ныне faestmari), а
Брак, совершенный без такого faestning, назывался поспешным, laiisa-bryllup, слабым, и считался незавершенным. Всякая законная жена должна быть, по старинному выражению, mundikeypt, куплена дарами, или, по словам вестготского закона, maedb mund ok maedl даром и словом: это значило, что она была выдана замуж согласия отца и совета родных по предварительному соглашению. Она называлась mudgift копа, laghgift kопа, брачной, законной женой, а дети ее — законнорожденные, и имели право на одальную собственность. Девушка, вышедшая замуж без такого обряда, сманенная, похищенная или военнопленная, считалась наложницей, какое бы ни было ее происхождение, и дети, прижитые в таком браке, назывались frillobarn, незаконными. Когда ярл Рагнвальд увел в Норвегию Астрид, дочь Олафа Скетконунга, и, без ведома отца, обручил ее с Олафом Дигре, Олаф Скетконунг говорил, что ярл продал ее в наложницы. Когда Харальд Харфаф, увлекшись страстью к Сигфрид, красивой дочери Свассе, хотел тотчас же увести ее к себе, отец девушки заметил ему, что король должен обручиться с ней и получить ее по закону. Также и Аслауг отказалась уступить желаниям Рагнара Лодброка. «Более будет чести, — сказала она, — для наших детей, если ты возьмешь меня в жены по законному обряду».
Норманны с такой строгостью соблюдали предписания нравственности, что до брака не дозволяли никакого короткого обращения между женихом и невестой. Гордые, неиспорченные люди гнушались преступлений против девственной чести, и всякое покушение такого рода со cтoроны жениха считалось тяжкой обидой не только невесте, но и всей ее родне. Когда кто провожал невесту к другу или путешествовал с чужой женой, то древний обычай требовал, чтобы они, ночуя вместе на одной постели, клали между собой меч, в защиту целомудрия, или доску. На этот обычай намекает Эдда и другие саги.
На Севере, как и у германцев, ранние браки не были в обыкновении. Встречаются примеры, что женщины выходили иногда замуж на 16-м или 18-м году; но эти случаи очень редки; кроме того, что развитие девочек медленнее на Севере, сами родители считали для себя постыдным торопиться с замужеством дочерей. Вообще можно полагать, что женщина редко выходила замуж ранее 20-го года, а мужчина женился ранее 25-го или 30-го года.
Случалось, что брак отлагался на многие годы. Время отсрочки определялось при обручении: обыкновенно отлагали на три года, в тех случаях, если невеста была очень молода, или жених мало узнал жизнь, или предстояло ему важное предприятие. В таком случае девушка называлась Heitkona. Если он не являлся по истечении срока, невеста могла выйти за другого. Но обыкновенным следствием была кровопролитная вражда, если жених по возвращении находил, что его невеста помолвлена за другого. Особливо тяжкой обидой считалось нарушение обещания до срока: это требовало кровавой мести. [421]
421
Древнегерманские обычаи в области семьи и брака, получившие у скандинавов эпохи викингов наивысшее и завершенное развитие, явились той основой, из которой, под влиянием христианской доктрины (прежде всего культа Девы Марии), в средние века возник весь комплекс представлений о прекрасной даме и системе идеальных рыцарских отношений мужчины и женщины, что послужило одним из оснований всей европейской цивилизации (прим. ред)
Вообще, поединки за женщин случались часто. Потеря красивой девушки, разумеется, была неприятна; но, сверх того, страдало самолюбие гордых тогдашних женихов, когда они видели, что им предпочитали других, особливо если при том еще нарушалось данное обещание. Шведский закон позднейшего времени постановляет, что если «чувство женщины переменится» после законного обручения, то она обязана возвратить обручальные дары и заплатить 3 марки пени; сверх того, для восстановления доброго имени жениха, должна была подтвердить присягой двенадцати мужчин, что «она не знает никакого порока или недостатка за женихом и его родней и не знала того во время его сватовства и обручения». Тот же закон имел силу в случае нарушения обещания со стороны жениха; но тогда обручальные дары ему не возвращались. Если законно обрученная невеста три раза в один год отказывалась выходить за своего жениха, то он собирал своих родных и брал ее силой, где бы ни нашел; но она называлась законно взятой (Uag-Uigen), а не похищенной (rantagen).
В те времена, когда похищение девиц и чужих невест принадлежало к числу великих подвигов, путешествие обрученнои невесты в дом
422
Alt husfru sinae hеdhгае. Ob virgiuitatem.
423
Потому что дарили утром после брачной ночи, Hindradagber.
С этих пор молодая получала название хозяйки, bautsfreja, и связка ключей за поясом означала ее хозяйственные права. Все домашние заботы принадлежали хозяйке; муж обязан был только доставать все нужное для жизни; но его личное участие в хозяйстве считалось не только неприличным для него, но и оскорбляло, по тогдашнему мнению права супруги. Исландец Хрут, в опровержение обвинений жены, счел за нужное доказать свидетелям, что всегда он доставлял ей полную свободу в делах хозяйства. [424] Особливо шитье и починиванье платьев своими руками не шло к воинственным людям того времени. Это считали таким ж обыкновенным делом женщины, как и пряжа, тканье, приготовление белья и все хозяйственные работы. Главный надзор за всеми такими делами принадлежал хозяйке: она давала приказания служанкам, назначала им работу; в eе же распоряжении находились и рабы.
424
Сага о Ньяле. Так отвечала и Халльгерд мужу, Гуннару, на вопрос его, откуда она взяла кушанья, поданные гостям. «Ни мужское дело, — сказала она, — заниматьси кухней». Когда Тордис в ответ ня просьбу мужа получше принять Эйольфя, спросила его, будет ли довольно для гостя одной каши, муж ее, Берн, отвечал, что не его дело заботиться о кушаньях. (Eyrbyggia saga).
Это хозяйственное значение женщины называлось lyklahid, заведывание ключами, bu-rad, заведывание домом, или itd-innan-stokks, внутреннее управление домом, в отличие от внешнего (rad-utan-stokks), управления мужчины. Но тем. только и ограничивалась власть домохозяйки. Во всем остальном она зависела от воли и власти мужа, Без его позволения она не могла ни покупать, ни продавать что-нибудь, ни выходить из дома для посещения родных, да и не могла оставаться у них более назначенного мужем срока. Она не имела голоса при замужестве дочерей. Муж мог наказывать ее, как хотел. Только с христианством появились законы, определявшие наказание за побои женщины; в древности она не пользовалась даже личными правами и в случае совершенного ею преступления отдавалась для наказания мужу, как своему господину: на нем лежала ответственность за ее вины.
Однако ж скандинавы пользовались этой неограниченней властью над женщинами с такой умеренностью, какой нельзя бы и ожидать от их воинственности: в этом участвовало чувство женской красоты в скандинавах, их мягкое и открытое для дружбы сердце; кроме того, походы и общественные обязанности, лежавшие на них, требовали частых, на многие месяцы, отлучек из дома: тогда все заботы о содержании дома лежали на хозяйке, если сыновья были еще малолетние и находились в семействе; она была помощницей мужа, его утешением и подпорой; по решительности, благоразумию и смелости она не уступала мужчинам: все это сообщало ей цену и значение в глазах мужа; он не считал ее рабой, а уважал в ней разумную мать семейства, разделявшую с ним заботы о доме и детях. Да и не по душе емуу было домашнее самовластие; сам дух государственного управления предписывал уважение к личным правам.
Где, как не на Востоке, верховная власть управляет подданными, как рабами, самовластие и рабство проникают во все отрасли гражданского и семейного быта: всякий обходится с близкими ему, как обращаются с ним самим; приучившись к рабскому повиновению, он требует того же и от своих подчиненных. В Скандинавии основой государственного здания была народная свобода; все находились друг к другу в равных отношениях; высшие чиновники в государстве имели больше cовещательную, нежели правительственную, власть; охранение взаимных прав было главной целью законодательства: это воспитало в народе чувство правомерности и имело последствием правила человечности, справедливости и умеренности,