Похорони Меня Ложью

Сото С. М

— Мне так жаль, — шепчет она, останавливаясь рядом со мной.

— За что ты извиняешься?

Она пожимает плечами, слезы быстро стекают по ее щекам.

— За то, что сомневалась в тебе, — выдыхает она.

Тяжело вздохнув, я похлопываю по месту рядом со мной на кровати, и она забирается, прижимаясь к моему здоровому боку. Я наслаждаюсь ощущением ее мягкой кожи на моей. Я мог потерять ее сегодня, и бесконечно благодарен, что не потерял.

— Как ты узнал, что мы в опасности? — шепчет она мне в грудь.

В ее голосе слышится усталость, но я знаю ее достаточно хорошо, чтобы понять,

что сегодня она не сможет уснуть.

Я замолкаю, не зная, стоит ли ей говорить.

— Мне приснился сон. Или, по крайней мере, я думаю, что это был сон.

— Тебе приснилось, что мы в опасности?

Я прочищаю горло, затем морщусь, когда боль пронзает мой бок.

— Во сне я думал, что это ты. Но была не ты.

— Я не понимаю.

— Мне приснилась твоя сестра. Она сказала мне, что вы, девочки, попали в беду и что мне нужно защитить вас обеих.

Она устрашающе молчит. Я толкаю ее локтем, заставляя посмотреть на меня, так как не в состоянии сделать это сам, и когда она смотрит, мое сердце сжимается. В уголках ее глаз еще больше слез, которые только и ждут, чтобы упасть.

— Не плачь.

— Она пришла к тебе, — выдыхает она.

Я ничего не говорю, потому что, как бы мне ни хотелось отмахнуться от этого, как от сна, я знаю, что это был не сон. Это казалось слишком реальным. Она была слишком реальной. Все это было слишком реальным, чтобы быть просто сном.

Возможно, я все-таки сумасшедший.

Две недели спустя

Я направляюсь в единственное место, где, как я знаю, он будет, и мне нужно, чтобы все это закончилось. Он напрягается, когда слышит мое приближение, но, в отличие от большинства людей, которые убегают, он не делает этого. Я останавливаюсь в нескольких метрах от него, ожидая, когда он сделает первый шаг. Он собирает сумку. Он бежит. Это единственный способ избежать последствий нашего прошлого.

Своего прошлого.

Он медленно поворачивается ко мне лицом, и наступает напряженная тишина. Мы могли бы стоять здесь и заниматься этим весь день, но я бы предпочел убрать это с дороги. Мне нужно вернуться домой к семье.

— Если ты еще раз приблизишься к ним, к любой из них, я убью тебя.

Он не отвечает. Ему и не нужно. Он знает, насколько я серьезен. Это не просьба. Это требование.

Его челюсть сжимается в жесткую линию, и он дает мне едва заметный намек на кивок.

— Уходи и никогда не возвращайся.

Он поворачивается ко мне спиной. Мышцы напрягаются, когда он сжимает края своего чемодана. Его хватка такая крепкая, что белеют костяшки пальцев. Ясно видя его профиль, я вижу, как он стискивает челюсти, вижу, как он отделяет боль. Гнев.

— Присмотри за ней ради меня.

Мне не нужно спрашивать, о ком он говорит. Маккензи сказала мне, что он знает. Больше всего она боялась, что Винсент вернется и каким-то образом попытается забрать у нас свою дочь. Я здесь для того, чтобы этого никогда не произошло. Несмотря на все его недостатки, я знаю, что у Винсента

где-то там порядочное сердце. Несмотря на то, что у него была тяжелая жизнь, он проявляет сострадание, когда это значит больше всего. И я знаю, что потеря его дочери должна быть болезненной. Знание того, что она принадлежит ему, но он никогда не сможет иметь с ней отношений, вероятно, убивает его.

— Всегда.

Он бросает на меня взгляд через плечо, и хотя его лицо напряжено от гнева, в глазах мерцает печаль. Печаль из-за дочери, с которой он никогда не встретится.

— Что насчет Трента?

Волна гнева вспыхивает в моей груди, когда я думаю о нем.

— О нем заботятся. Я делаю то, что должно было быть сделано давным-давно.

Он отворачивается, сосредоточившись на своей задаче.

— Увидимся, брат.

— Нет.

Это мой последний прощальный ответ. Последнее слово, которые я когда-либо произнесу Винсенту Хоторну в этой жизни.

С этой сокрушительной тяжестью, снятой с моей груди, я направляюсь домой к своим девочкам. Я начисто вымыл руки от последнего стоящего Дикаря. С меня хватит.

Все кончено.

Глава 37

Маккензи

Год спустя

Наконец, собравшись с силами, я стучу костяшками пальцев в дверь. Я стою прямо за дверью, кажется, уже несколько часов,

пытаясь понять, как сказать или сделать это. Мне никогда не приходилось сталкиваться с такой травмой. Конечно, я справлялась с этим сама, но мне никогда не приходилось брать на себя чужие обязанности, и это, по сути, то, что я буду делать прямо сейчас с Авой.

Она поворачивается ко мне на звук стука, легкая улыбка освещает ее лицо. Эта маленькая улыбка все, что мне нужно, чтобы дать мне силы сделать то, ради чего я пришла сюда. Я вхожу в ее спальню, которая была искусно украшена по ее вкусу, и все благодаря Базу.

Мы дали ему некоторое время, но после всего произошедшего, Баз набросился на нас обеих и потребовал, чтобы мы переехали к нему в его дом. Я не стала спорить, потому что на этот раз я тоже этого хотела. Это лучшее решение, которое я когда-либо принимала, после удочерения этой великолепной маленькой девочки.

Я сажусь на пол, прямо рядом с ней, и подхожу ближе, зависаю у ее плеча, глядя на ее рисунок. Для десятилетнего ребенка Ава талантливая художница. Все линии чисты и затемнения почти идеальны. Она невероятна, и я люблю ее до смерти. В эти моменты, когда я смотрю на нее, я понимаю, насколько Мэдисон живет внутри нее. Она живет в своем беззаботном духе, в своем радостном смехе и в своей уникальности, которая действительно является ею.