Похороны чародея
Шрифт:
— С тем же самым. Ты просто не видишь в нем положительных сторон. Вы оба только и делаете, что рисуетесь друг перед другом, как бойцовые петухи. Потому и не можете разглядеть друг в друге что-нибудь хорошее. Он тоже ненавидит тебя. Разумеется, за это я порицаю его, потому что ты — мой любимый муж, и ни одного мужчину на этой земле я не люблю сильнее и самозабвеннее.
Он снова обнял ее.
— Как я соскучился!
— Докажи, — сказала она, развязывая пояс своего одеяния.
Потом они попросили Офао принести горячего чаю, который неторопливо попивали за разговором.
Солдат
— Я потерял Короля магов. Теперь надо вернуть его.
— Я слышала, — сказала она, потягиваясь на шелковых подушках. — Это очень опасно. Пожалуйста, побереги себя и возвращайся. Я… я хотела бы поехать с тобой, но…
Из-за сумасшествия она не могла этого сделать.
— Знаю. Даже если экспедиция увенчается успехом, по приказу королевы я подвергнусь испытанию. Испытанию огнем.
При этих словах Лайана села на кровати.
— Что?
— В качестве наказания за то, что потерял мальчика. Так будет справедливо.
— Это чудовищно. Мой муж? Испытанию огнем? Я непременно поговорю с сестрой. Я потребую…
— Не надо, — перебил ее Солдат и нежно добавил: — Я должен через это пройти.
— Нелепость какая-то. Что от тебя требуется?
— Я возьмусь рукой за раскаленное докрасна железо. Я мог бы прогуляться по горячим углям, но об этом даже подумать страшно. У меня такие чувствительные ступни. Должно быть, в прошлой жизни я был принцем. У меня челюсти сводит, когда наступаю на что-нибудь грубое, только шерсть годится… На испытании я возьмусь за раскаленную кочергу, подержу ее положенную минуту, а потом ты будешь накладывать бальзам на мои бедные обожженные руки и остужать горящую кожу слезами.
— Я не стану плакать о тебе, — твердо ответила Лайана. — Я не из таких женщин, и для тебя это не секрет, но я буду очень зла на сестру. Ах, дорогой мой, твои руки будут выведены из строя так надолго. Ненавистники станут вызывать тебя на дуэли, а ты не сможешь отказать — уж я-то тебя знаю.
Солдат фыркнул:
— Погляди на меня. Я похож на дурака? Вот когда мне полегчает, — он прищурился, — тогда я сам пойду и вызову желающего на дуэль, и посмотрим, кто из нас трус, а кто нет.
ГЛАВА ПЯТАЯ
К радости Солдата, Лайану не покидал здравый рассудок до самого его отъезда. На рассвете за капитаном зашла Велион, которая должна была возглавить левшей-карфаганцев. Лайана прошептала лейтенанту на ушко:
— Присмотри за моим муженьком, ладно? Ты же знаешь, когда решается вопрос жизни и смерти, его импульсивность граничит с безрассудством.
— Нам кажется, что он действует спонтанно и необдуманно, — тихонько ответила ей Велион, — но на самом деле он просто очень быстро соображает. Конечно, я присмотрю за ним; не сомневайся, мне он тоже дорог, как друг.
— Спасибо тебе.
Ворон вернулся после длительного отсутствия, и тут до него дошли слухи, что Солдату предстоит возглавить спасательную операцию.
— Ты что удумал? — воскликнул Ворон, приземляясь на круп лошади Солдата. — Ты в своем уме? На своей земле ханнаки неуязвимы. Тебя на куски порежут.
— Я совершил ошибку. Мне ее и исправлять.
— Послушай… а правда королева так уж зла на тебя? Почему она не послала на этот раз Каффа? Очень
Ворон недоумевал, не в силах понять решения королевы.
— Я знаю, что ты, Ворон, невысокого мнения о моей доблести, однако не все с тобой согласны, в том числе и королева, хвала богам.
— Не спеши благодарить богов, — воскликнул Ворон, улетая. — Скоро представится возможность сделать это лично, когда тебя убьют ханнаки!
Капитан Кафф стоял у ворот во главе отряда имперских гвардейцев в полной готовности— выступать. На запястье его правой руки в этот раз крепилась орлиная лапа: какой-то практикующий маг срастил сухожилия и связки птичьей лапы с тканями Каффа. Сращение было выполнено на совесть — лапа приросла к человеческой плоти намертво, и у Каффа появилось дополнительное личное оружие, которое он мог использовать как кинжал и короткий меч. Кафф подъехал к Солдату.
— Знаешь, я благодарен тебе за то, что ты лишил меня кисти. Эта лапа во многом ее превосходит.
— Очень рад, — сказал Солдат. — Впрочем, не ожидай, что я поверю, будто ты не затаил на меня зла.
— У меня и без того хватает причин посчитаться с тобой.
— Я так и думал. И все-таки не забывай, что командую здесь я. Я могу поинтересоваться твоим мнением, и все. Мое слово — закон. За неподчинение прикажу повесить и не посмотрю, рядовой это или капитан. Я понятно выразился?
— Куда как, — хладнокровно ответил Кафф. — На месте командующего я стал бы требовать от своих подчиненных того же.
Солдат коротко кивнул:
— Хвала богам, что ты тоже военный, а не слизняк наподобие Гумбольда. И не сомневаюсь: будь он на твоем месте, мы беспрестанно обменивались бы пикировками и петушились друг перед другом из одной только личной неприязни. А так у нас есть некоторые шансы на успех операции. Очень тебе признателен.
На третий день пути лагерь разбили у подножия горного кряжа. Солдат поднялся на хребет, осмотрел простирающуюся впереди местность, а заодно и поразмышлял в одиночестве. Все его мысли сводились к одной извечной проблеме: кто он такой и как оказался в чужой стране. Солдат знал — точнее сказать, у него было чувство, — будто он не единственный пришелец из другого мира. Здесь есть по крайней мере еще один человек из его родных земель. Не исключено, что и больше. Интересно, а тот, другой, тоже не имеет представления о том, кто он такой, и не помнит своего происхождения? Есть какой-то смысл в том, что их сюда занесло? Может, они должны что-то выполнить? Ищут они друг друга или, наоборот, избегают? Так много вопросов и так мало ответов…
Солдат пытался убедить себя, что ему безразлично, кто он и откуда родом. Он вполне сносно устроился и здесь, на этой земле, и если существует другая, так и пусть себе варится в своем собственном соку. Но подобный взгляд на вещи годился лишь временами. И еще Солдату было стыдно, что порой ему приходится лгать Лайане. Он утверждал, что он любит и любил только ее. Солдат действительно любил жену всем сердцем, это правда. Но тот, другой человек, из мира, которого он никак не мог вспомнить, в свое время тоже кого-то любил.