Похороны ведьмы
Шрифт:
– Нет, – сказал Дебрен, глядя ей в глаза. – Она ни одного дурного слова о тебе не сказала. Ты это из любви сделала, а она была твоей матерью. Себя, может, винила. Но тебя – наверняка нет.
– Откуда тебе знать? – горько фыркнула Курделия.
– Знаю. От Беббельса. Он тебя не любит. Если бы мать о тебе что-нибудь скверное сказала, он не преминул бы…
– Она не прокляла тебя, – поддержал Дебрена Зехений. – А даже если б и прокляла, то не волнуйся. Проклятие грешницы веса не имеет, а она тяжко согрешила. Ножом себя ударила.
Курделия побледнела. Дебрен покраснел, бросил на монаха яростный взгляд. Но слово уже вылетело.
– Не надо верить Беббельсу, – быстро сказал Вильбанд. – Он патологически ненавидит пазраилитов. Они у него в Ошвице дедушку убили. Отец тоже погиб
– Думаешь, он мог врать? – поглядела на него с робкой надеждой Курделия.
– Наверняка. Он специально оберподлюдчиком стал, чтобы ваших убивать. Хотя теперь-то уж…
– Собственно, что означает термин "оберподлюдчик"? – спросил Дебрен. – Главный подлюдчик? Этакий чиновник?
– Подлюдчик имеет право самостоятельно, не спрашивая ни у кого, ликвидировать чудовищ, – пояснил Вильбанд.
– Делает он это редко, потому что без оформления заказа никто ему за работу не заплатит, но формально – имеет право. Название пошло оттуда, что когда-то в один ряд с чудовищами ставили недочеловеков – подлюдей, то есть эльфов, гномов и разных других гуманоидов. Потом это изменилось, но название прижилось и осталось. Оберподлюдчик же имел право судить и уничтожать уже не только подлюдей, но и надподлюдей, то есть существ, которые стоят, правда, выше эльфов либо русалок, но все же полностью-то людьми не являются: ведьм, мужеложцев, пазраилитов, еретиков, мутантов и так далее. Перечень был длинный. Думаю, ты догадываешься, что составили этот перечень и учредили институт оберподлюдчиков во времена Гита Дольфлера. После войны эта организация как-то сохранилась. Правда, с урезанными правами. Оккупационные власти утверждали, что это делается ради борьбы с каннибализмом и спекуляцией нелюдьми, ширившимися в те времена, но в действительности власти стремились к тому, чтобы не пропадали втуне обученные кадры сисовцев и оберподлюдчиков. И перебросили их с пазраилитов на демократов. Ибо нам, как всегда после войны, угрожала демократия.
– А сейчас? Чем занимаются оберподлюдчики сейчас?
– Тем же, чем и Подлюдчик: чудовищами, уродцами. Отличает их то, что в сомнительных ситуациях они могут себе позволить больше. К примеру, возьмем Курделию. – Он улыбнулся, глядя на графиню. – Вроде бы ведьма, но ведь не совсем. Правда, течет в ней кровь гномов, но не так уж и много. Простой Подлюдчик не имеет законного права по собственной инициативе ее прикончить, если, допустим, прихватит в тот момент, когда она подчиненного топором разрубает. Даже если и кровь жертвы пьет. А оберподлюдчик вполне может и даже обязан вмешаться. Потом, конечно, должен будет факт вмешательства обосновать, объяснить, в чем он усмотрел элемент чудовищности, но это обычно сложностей не составляет. Известное дело: победителя не судят.
– Ты забыл о главном, – заметил Зехений. – Оберподлюдчику дано право наказывать и за соучастие.
– Это самое главное? – прищурился Дебрен.
– Нуда. – Монах перевел взгляд на Курделию. – Не пойми меня неправильно, дочь моя, но если ты
– Говори за себя, – буркнул Вильбанд.
– Сожалею, но я и тебя должен буду прихватить. У тебя такой вид, словно ты отведал той похлебки, когда готовил. – У Вильбанда слегка потемнело лицо. – Что, угадал? Значит, тем более. Ты не способен рассуждать логично, поэтому тебя нельзя оставлять с графиней один на один.
– Я… я не боюсь, – смело бросила Курделия. Хотя покраснела никак не меньше камнереза.
– Положим, – пожал плечами Зехений, – этого-то я тоже не боюсь. Я сейчас о Беббельсе говорю. Не будучи в состоянии иначе применить вызванную водой похоть, Вильбанд может просто накинуться на подлюдчика. И тот его, разумеется, убьет…
– Откуда ты знаешь, что я буду не в состоянии?! – еще больше потемнел лицом камнерез. И тут же отвел глаза от столь же быстрого взгляда Курделии.
– …после чего обвинит нас в содействии уродице, – докончил Зехений. – Потому что именно мой бочкокат затащил самотяг Вильбанда на Допшпик…
– Самолаз, – поправил Дебрен.
– Самокрут, – уточнила Курделия. – Вращение шестерен и его движение…
– Если он сюда припрется и захочет кого-либо обидеть, то я его убью, – прервал ее Вильбанд. – И по менее значительным поводам рыцари на турнирах других рыцарей дырявили копьями ради госпожи Курделии. А он даже не…
– Ради меня? – горько усмехнулась она. – Не шути! Кто решится на осмеяние, взяв у карлицы ленту и схватившись за копье? Пусть даже тупое, пусть даже на тренировке? Крутц когда-то по пьянке обещал купить и даже купил соответствующее снаряжение, но в ночь перед турниром мы с ним за место на супружеском ложе поругались, он обиделся и не поехал.
– Место на ложе? – удивился Дебрен. – Я его, пожалуй, видел. Велико оно для двоих.
– Для двоих – велико, – согласилась она. – Да и для троих тоже хватало: когда они буйствовали, так я даже уснуть ухитрялась. Но в тот день он водой родниковой упился, чтобы дамам на турнире более мужественным казаться, ну и его вечером понесло так, что он сразу трех баб потребовал. А я уже оказалась четвертой, не умещалась.
– На… троих? – Вильбанда оглушило уже при второй фразе.
– Я маленькая, – пожала она плечами. – А он был большой. Во всем. Сетовал, что со мной… И что вдобавок я своим холодом, а конкретно, сухостью… Ну, короче говоря, сразу после первой ночи он сказал, что, конечно, он меня любит, как муж жену, но именно поэтому вынужден будет начинать со служанок. А со мной только кончать. Дескать, зачем же нам обоим друг другу боль причинять.
– Так вы втроем…
– Велико дело. А как же кметы это делают? Одна большая лежанка, сбоку бабка, с другого – четверо детишек, а посередке муж жене пятого мастерит. В пересчете на квадратные стопы площади лежанки мы еще в более выгодном положении были. А я им вовсе не помогала. Вначале-то голову подушкой накрывала, чтобы не слушать, на самый краешек ложилась. Трудно назвать это любовным треугольником. Я даже хотела в коридоре пережидать, но Крутц это мне через зад из головы выбил. Дескать, что люди подумают? И что ему только разогреться с девкой надо, а когда он до кондиции дойдет, то всю любовь в меня перельет.
– Это не наше дело, – пожал плечами сильно смущенный Дебрен. – К тому же… было и прошло…
– Все, что связано с Курделией, – наше дело, – вывел его из заблуждения Зехений. – Продолжай, дочь моя. Ставка слишком велика, возможно, речь идет о будущем всего континента. Ничего не укрывай. Мы должны знать, на чем стоим.
– Ты хочешь знать, не занималась ли я чужеложством? – догадалась она. – Нельзя ли будет с этой стороны в законности наследования усомниться? – Он кивнул. Она тихо вздохнула, не пытаясь, однако, избежать взгляда Вильбанда. – Сама не знаю. В ложе-то – нет, но несколько раз на крыше… Когда Крутца припекало желание с девкой в полете, ну… это самое, то я ведь их поднимала, так что вроде бы и касалась. Думаешь, это…