Похороны ведьмы
Шрифт:
– Правда. Ну.вот, слово за слово они договорились, что это бельницкая территория, но станция подчиняется верленской Телепортганза. Ну, госпожа обрадовалась и продолжала толковать, что ее муж тоже работает на вашу фирму в самом Фрицфурде, хоть он и иностранец, а она к нему аж из Думайки летит и…
– Из Думайки? Так она сказала?
– Я сам слышал. Хоть в стороне стоял и довольно далеко.
– А как мужа звать, не говорила?
– Ну, что значит как? Ведь…
– Да, знаю, – быстро бросил Дебрен. – Я имею в виду, было ли мое имя упомянуто в разговоре.
Ольрик ненадолго задумался. Магун надеялся, что над ответом,
– Честно говоря-то, пожалуй, нет. Думайку я запомнил, потому что мне когда-то один знакомый говорил, что, начиная с этого места, у людей нёбо черное.
– Не скажи так, если в район Думайки попадешь. А она сама, жена моя, вам не представилась?
– Ну… что-то вроде… Нет, не знаю. Мне не все удалось услышать, потому что Бамбош велел ближе к лесу стоять, чтобы в случае чего дорогу беглянке преградить. Да, впрочем, долго они тогда не разговаривали. Он сразу осклабился и говорит: "Знаю, знаю, а как же, это друг мой сердечный, ваш муж-то", а когда Крблик, как я раньше сказал, предательски сзади хватанул госпо… госпожу…
Дебрен сделал вид, что не понял.
– Потом ее связали и утащили в овин, так? А в овине? Как думаешь?
– Я там не был, – быстро ответил Ольрик. – Клянусь.
– Я спрашиваю, что ты об этом думаешь, а не о том, был ты там или нет. Долго это тянулось? Они успели?..
– Наверняка нет. Только ушли, и уж крики послышались, звуки с применением разных всяких инструментов… Ну и тут же они из овина вылетели. Бамбош с топором, который ваша потом в лес упер… я хотел сказать, унесла, и ваша с черенком. Говорю вам, господин сирен: хороший это был бой. На турнире такого не увидишь. Аж мелькали… э-э-э… разными всякими…
– Представляю себе. И что дальше?
– Дальше госпожа сирена Бамбоша на палку насадила, как, скажем, угря, штаны с него сорвала и… ну… в овин… ну… убралась.
– Только не крути, Ольрик. И не пытайся убедить меня в том, что она фетишистка и штаны вашего сукина сына так ее заинтересовали.
– Я не пытаюсь, – сказал тихо и послушно парень. – Просто мне стыдно признаться. Потому как из-за незнания и юношеского возбуждения, ну… выстрелил несколько…
– Из пращи? – Меховая шапка утвердительно кивнула. – Попал?
– Да что я, стрелок классный, что ли? Если б я так легко попадал, то десять раз подумал бы, прежде чем в человека камень шибануть. Просто поскольку обычно я не попадаю, то рука сама ремень закрутила. Знаете, как это бывает. Молодежь пострелять любит.
– Благодарю за искренность. И за то, что не попал, тоже благодарю. Что было дальше?
– Госпожа сирена отыскала старое корыто, потому как мы здесь когда-то свиней разводили… ну и, на осадный или черепаший манер под тем корытом прячась, напала на дом и мэтра Гануса в полон взяла. А поскольку ничего достойного там больше не нашла, то сначала мне угрожала, что порубит его у меня на глазах, а так как я не отступил, то забрала что из одежды было, схватила Гануса, топор, огонь под овин подложила и умчалась в лес. На восток.
– В сторону Бельницы? Ты уверен?
– Абсолютно. Ее еще за Косульей лужайкой было с башни видать, а это почти в миле отсюда, если по прямой.
– Хорошие у тебя глаза.
– В моем деле это главное. А их легко можно издали узнать, потому как они здорово на пару-то выглядят. Шли будто пьяные, крепко
– Она и Ганус? – удивился Дебрен. – Так уж друг дружке по душе пришлись?
– Так я разве не сказал? Она здорово хромала, едва на ногу наступала. Во время боя-то еще кое-как, а потом, когда боевой пыл угас, то ей приходилось топором подпираться, чтобы не упасть. Думается, потому Гануса и забрала, за подмогой бы он наверняка не побежал, да и тот кол, которым она меня в башне подперла, тоже, вернее всего, не вытащил бы. Скверно у него с головой, ох скверно. Но идти может, так что подпорка из него получше, чем топор.
– И пошли на восток, в Бельницкую котловину? – удостоверился магун. – По этой дороге? А другой дороги покороче не было?
– Для людей – нет, – не колеблясь ответил Ольрик. – А для сирен – не знаю. Может, ваша супружница обратно хотела ноги на рыбий хвост поменять и на заднице, как на санях, по склону съехать.
– Вполне возможно. Скажи мне еще…
– Едут! – вдруг крикнул Ольрик и метнулся к юго-восточному углу башенной террасы, в приступе радости сорвав с головы шапку. – Едут, господин Дебрен! Факелы у ручья видны! Это кордонеры!
Дебрен ненадолго задумался. Второй раз за день он пожалел, что техника трансферования не позволяет прихватить с собой игральные кости либо монету. Некоторые проблемы лучше всего разрешать с помощью орла и решки.
– Далеко ручей?
– Через десять бусинок здесь будут! – радовался Ольрик. – Ну, мчатся! Аж огонь факела совсем плоско тянется! Розовое пламя, магией улучшенное. Это пограничная стража наверняка. Ни у кого больше таких факелов нету.
Монеты не было. Выбирать меньшее зло приходилось самому. Как всегда. Чума и мор, так на кой ляд он нанялся в крупную фирму, в которой величайшее достоинство – делать то, что велят, и не очень задумываться?
Фирма. Ну конечно, если не знаешь, что делать, делай то, что хорошо для фирмы. Большой, теплый, светлый дом с цветами под окнами. Дебрен, ты уже прошел полпути, скромно говоря. Дом совсем близко.
Нет, все впустую. Он замерз, утомлен и несчастен, но в добрых намерениях у него пока недостатков не было. Ему не нужны были стимулы. Нужна информация. Как Пекмуту. Потому что, по сути, дело в информации. Скандал тут ни при чем. Скандал можно загасить. Рано или поздно. Просто позже это обходится намного дороже. Но действительно ценны только знания. Пекмут – холерик, порой реагирует слишком бурно, но наверняка согласится с такой постановкой вопроса.
И что из этого следует? Абсолютно ничего. Огромное неизвестное "за" и такое же неизвестное "против". Остаться или уйти? На обеих чашах весов могла лежать смерть. Что-то неладное творилось на здешней станции. Он прибыл, чтобы узнать истину, но Пекмут, посылая его в этот рискованный полет, гораздо больше заботился о том, чтобы истину замять. Однако свои знания – не бесценны. Несколько выше всегда ценилось незнание супротивной стороны.
Бельницкие кордонеры мчались во всю прыть по обледеневшей горной дороге. Они наверняка не были чародеями, а значит, рисковали лишь немногим меньше, чем рисковал он, залезая в веретено одноразового пользования. Пограничные стражи. Ежедневно общающиеся с таможенниками. Меньше всего склонное к самопожертвованию, наиболее коррумпированное, отлично живущее, а значит, и ценящее свою жизнь армейское подразделение. Которое мчалось сейчас что есть сил, чтобы…