Похожая на человека и удивительная

Терентьева Наталия

Журналист стал много и весело говорить, а я прошептала, по-прежнему глядя Климову прямо в глаза (кто знает, может, по квантовым законам это и имеет смысл?):

– Я тебя поздравляю! Я, кажется, тебя люблю…

– И я тебя поздравляю. Я тоже тебя люблю, – ответил Климов. – Или мне это кажется? От состояния полной невесомости?

– Надо проверить это на Земле, – проговорила я.

– Смело, – опять засмеялся Климов. – Люблю маленьких смелых женщин. Гордых и независимых.

– Я

в единственном числе, Женя, – ответила я. – И еще я хочу взять к себе жить одного мальчика, его зовут Женей, как и тебя. И он тоже совершенно непредсказуем. Ты не против?

– Я – за, – спокойно ответил Климов.

Чтобы не сойти с ума, я сказала:

– Если ты меня сейчас слышишь, поймай, пожалуйста, вон тот странный металлический предмет, который плавает рядом с Ямашито.

– Яшимото, – поправил меня японец.

А Климов действительно ловко ухватил какую-то блестящую загогулину, которая висела в пространстве между ним и японским космонавтом, и очень весело подмигнул мне при этом. Яшимото похлопал Климова по плечу, отчего тот закачался в воздухе, а японец показал мне большой палец. Какой-то неяпонский жест, по-моему…

Я проснулась и посмотрела в темное октябрьское небо. Четыре часа тринадцать минут утра. Спят и те, кто рано встает, и те, кто поздно ложится. Какой странный был вчера вечер.

Я ведь видела на самом деле Климова по телевизору. Но вот был ли тот разговор? Или я уснула от усталости и мне все это приснилось?

Я вчера невыносимо устала. За день я успела взять интервью у актрисы-истерички, которая пару раз пыталась затеять со мной склоку во время разговора, тут же набросала о ней хорошую, добрую статью, которая поднимет настроение наивным читателям-телезрителям, ищущим правды, любви и справедливости хотя бы в иллюзорном мире телесказок для взрослых.

Еще я провела эфир, выдержала бешеный натиск Генки Лапика, мучившегося неожиданно сковавшим юного сладострастного Геника радикулитом. Геник сидел, склонившись на одну сторону, обмотавшись толстым шарфом, глотал обезболивающее и яростно сворачивал любую тему на меня лично.

Потом я замечательно поговорила с Жениным приемным папой, убедилась, что он немного чудной, но совершенно нормальный человек, который будет не против, если кроме него и тети Лены еще кто-то будет заботиться, чтобы Женя надевал в школу одинаковые носки и не спал под елкой и в кабинете химии на полу. В какой форме этот кто-то будет выражать заботу о Жене? А в любой, главное, чтобы Жениному приемному отцу не пришлось много бегать по инстанциям и что-то подписывать.

Вечером я успела еще съездить в роддом к Верочке и столкнулась там с совершенно очаровательным молодым врачом, просто мечтой всей моей собственной жизни, пока в

ней не было некоего космонавта, отпраздновавшего вчера юбилей… Сероглазый, улыбчивый, крепкий, среднего – правильного! – роста, не огромный, не маленький, русский-русский, с хорошим чистым лицом, милой улыбкой, мохнатыми светлыми ресницами… Врач смотрел на Верочку влюбленными глазами, а она снисходительно и загадочно улыбалась. Неужели всё так просто и сказочно получится у моей разнесчастной подопечной? Ведь я как раз желала встретить ей хорошего молодого врача, не обремененного женой, детьми, а также лишними средствами, от которых сносит голову… Желала или знала, что именно так и будет?

И после всего этого я забрала Женю из школы, где он вместе со старшеклассниками пытался постичь тайны философии древней борьбы и бесконечно повторял сложные красивые движения, с помощью которых когда-нибудь он станет неуязвим для врагов, прежде всего для тех, что прячутся в стенах и в полу, аккурат под Жениной кроватью…

После ужина я делала с Женей математику и русский, удивляясь, как в третьем классе можно решать настоящие комбинаторные задачи, входящие в основу информатики, и спокойно отыскивать лукавые орфограммы русских слов.

Когда мальчик лег спать, я включила ночные новости. И увидела Климова сотоварищи, плавающих в невесомом пространстве космического корабля.

Я говорила с ним? Он мне отвечал? Ему действительно вчера исполнилось пятьдесят лет, и он сказал, что ему нравятся такие, как я, – малорослые и независимые?

Не знаю. Но знаю, что я всё же сказала ему, что хотела. То, что так трудно, так невозможно, так опасно для здоровья. Сказала, что я больше не самодостаточна. Что, несмотря на мое решительное отличие от подавляющего большинства земных жителей, мне не хватает чего-то очень простого. Мне не хватает рядом его дыхания, его взгляда, его улыбки, предназначенной только мне. И будет он, как в те короткие и бесконечные три июньских дня, понимать меня без слов или все же придется что-то объяснять – но я решилась открыть ему дверь. Решусь, если он когда-нибудь найдет меня. Ведь это сделать совсем не сложно.

Пусть хотя бы этим я буду похожа на всех тех, чьи мысли, надежды, ревность и подозрения, страхи и отчаянье наполняют меня помимо моей собственной воли, помимо всех понятных мне законов жизни, заставляя жить по-другому, думать по-другому, чувствовать то, что в принципе почувствовать невозможно, оставаясь среди людей. Но я ведь еще пока здесь? И я не перестала быть человеком.

Просто я другая. Стала другой. И кто сказал, что именно так и не должно быть?

Март 2007 – октябрь 2012