Похождения бравого солдата Швейка
Шрифт:
— Никак нет, не воняют.
— Так. Это во-вторых. А теперь в-третьих. Водку пьете?
— Никак нет, водки не пью, только ром.
— Отлично! Вот посмотрите на этого солдата. Я одолжил его на денек у поручика Фельдгубера, это его денщик. Он ни черта не пьет, такой рр… тр… трезвенник, а потому отправится с маршевой ротой. По… потому что такой человек мне не нужен. Это не денщик, а корова. Та тоже пьет одну воду и мычит, как бык. Ты т…т…резвенник! — обратился он к солдату. — Не… не стыдно тебе! Дурррак! Достукаешься — получишь в морду.
Тут
— Вы п…пьяны!.. — сказал фельдкурат. — Вы напились при исполнении служебных обязанностей! За это я поса…садить велю вас! Швейк, отберите у них ружья, отведите на кухню и сторожите, пока не придет патруль. Я сейчас п…позвоню в казармы.
Итак, слова Наполеона: «На войне ситуация меняется каждое мгновение», нашли здесь свое полное подтверждение — утром конвоиры вели под штыками Швейка и боялись, как бы он не сбежал, а под вечер оказалось, что Швейк привел их к месту назначения и ему пришлось их караулить. Они не сразу сообразили, как обернулось дело, но когда, сидя на кухне, увидели в дверях Швейка с ружьем и примкнутым штыком, то поняли все.
— Я бы чего-нибудь выпил, — вздохнул маленький оптимист.
Но верзилу опять одолел приступ скептицизма. Он заявил, что все это — низкое предательство, и громко принялся обвинять Швейка за то, что по его вине они попали в такое положение. Он укорял его, вспоминая, как Швейк им обещал, что завтра его повесят, а теперь выходит, что исповедь, как и виселица, одно надувательство.
Швейк молча расхаживал около двери.
— Ослы мы были, — вопил верзила.
Выслушав все обвинения, Швейк сказал:
— Теперь вы, по крайней мере, видите, что военная служба — не фунт изюма. Я только исполняю свой долг. Влип я в это дело случайно, как и вы, но мне, как говорится, «улыбнулась фортуна».
— Я бы чего-нибудь выпил! — в отчаянии повторял оптимист.
Верзила встал и, пошатываясь, подошел к двери.
— Пусти нас домой, — сказал он Швейку, — брось дурачиться, голубчик!
— Отойди! — ответил Швейк. — Я должен вас караулить. Отныне мы незнакомы.
В дверях появился фельдкурат.
— Я… я никак не могу дозвониться в эти самые казармы. А потому ступайте домой да по… помните у меня, что на службе пьянствовать не… нельзя! Марш отсюда!
К чести господина фельдкурата будь сказано, что в казармы он не звонил, так как телефона у него не было, а просто говорил в настольную электрическую лампу.
Уже третий день Швейк служил в денщиках у фельдкурата Отто Каца и за это время видел его только один раз. На третий день пришел денщик поручика Гельмиха и сказал Швейку, чтобы тот шел с ним за фельдкуратом.
По дороге денщик рассказал Швейку, что фельдкурат поссорился с поручиком Гельмихом и разбил пианино. Фельдкурат в доску пьян и не хочет идти домой, а
Прибыв на место, Швейк как следует встряхнул фельдкурата. Тот замычал и открыл глаза. Швейк взял под козырек и отрапортовал:
— Честь имею явиться, господин фельдкурат!
— А что… вам… здесь надо?
— Осмелюсь доложить, я пришел за вами, господин фельдкурат. Я должен был прийти.
— Должны были прийти за мной? А куда мы пойдем?
— Домой, господин фельдкурат.
— А зачем мне идти домой? Разве я не дома?
— Никак нет, господин фельдкурат, вы — на лестнице в чужом доме.
— А как… как я… сюда попал?
— Осмелюсь доложить, вы были в гостях.
— В… гостях… в го…гостях я не… не был. Вы… о…ошибаетесь…
Швейк приподнял фельдкурата и прислонил его к стене. Фельдкурат шатался из стороны в сторону, наваливался на Швейка и все время повторял, глупо улыбаясь:
— Я у вас сейчас упаду…
Наконец Швейку удалось прислонить его к стене, но в этом новом положении фельдкурат опять задремал.
Швейк разбудил его.
— Что вам угодно? — спросил фельдкурат, делая тщетную попытку съехать по стене и сесть на пол. — Кто вы такой?
— Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, — ответил Швейк, снова прислоняя фельдкурата к стене, — я ваш денщик.
— Нет у меня никаких денщиков, — с трудом выговаривал фельдкурат, пытаясь упасть на Швейка, — и я не фельдкурат. Я свинья!.. — прибавил он с пьяной откровенностью. — Пустите меня, сударь, я с вами незнаком!
Короткая борьба окончилась решительной победой Швейка, который воспользовался этим для того, чтобы стащить фельдкурата с лестницы в парадное, где тот, однако, оказал серьезное сопротивление, не желая, чтобы его вытащили на улицу.
— Я с вами, сударь, незнаком, — уверял он, сопротивляясь Швейку. — Знаете Отто Каца? Это — я. Я у архиепископа был! — орал он немного погодя за дверью. — Сам Ватикан проявляет интерес к моей персоне. Понимаете?
Швейк отбросил «осмелюсь доложить» и заговорил с фельдкуратом в интимном тоне.
— Отпусти руку, говорят, — сказал он, — а не то дам раза! Идем домой — и баста! Не разговаривать!
Фельдкурат отпустил дверь и навалился на Швейка.
— Тогда пойдем куда-нибудь. Только к «Шугам» [96] я не пойду, я там остался должен.
Швейк вытолкал фельдкурата из парадного и поволок его по тротуару к дому.
— Это что за фигура? — полюбопытствовал один из прохожих.
— Это мой брат, — пояснил Швейк. — Получил отпуск и приехал меня навестить да на радостях выпил: не думал, что застанет меня в живых.
96
«Шуги» — ресторан в Праге.