Похождения молодого графа Потовского (сердечный роман)
Шрифт:
— Познай свой долг! Следуй за мной! — прибавил он, схватив меня с силой за руку, — я тебе приказываю.
Меня влекла его властность: не повиноваться нельзя было. Он провел меня в свое помещение, где двое слуг уже собирали вещи.
— Посмотри, что тебе нужно взять с собою, Густав, и поторопись. Чрез три часа все должно быть готово.
Я наскоро составил список самых необходимых для меня вещей и отдал их моему слуге.
Мои вещи были уже уложены, когда я вдруг услышал на дворе смешанный шум людей и лошадей.
Я подошел к окну.
Пока он был занят ими, я ускользнул на минуту, чтобы проститься с Люцилой. Она вышла с Софьей: я застал только графиню.
— Итак, вы нас покидаете, Густав, — сказала она мне, — оставляете Люцилу. Сколько будет сожалений!
— Я не принадлежу себе, вы это знаете, сударыня: отец приказывает мне следовать за ним. Что хотите, чтобы я сделал? Отказался бы от его расположения? Подвергся бы его проклятию? Долг принес бы в жертву любви? Я нежно люблю Люцилу, но покинуть ее необходимо. Боги знают, чего это мне стоит; я умру от горя.
При этих словах она прижала меня к груди и сказала мне растроганным голосом.
— Что же, нужно подчиниться судьбе.
За Люцилой послали несколько слуг.
В нетерпении ее увидать я то и делал, что смотрел на свои часы. Время отъезда приближалось, а она не приходила.
В отчаянии от этой неудачи я подошел к графине, чтобы проститься.
— Идите, — сказала она, обнимая меня, — идите, достойный сын лучшего из отцов. Я вас больше не держу: идите, будьте счастливы, и пусть небо скоро вернет вас, согласно нашим желаниям.
Я плакал в ее объятиях, стонал, начинал слова, постоянно их прерывая, и не мог окончить ни одного... Наконец я ее покинул.
Возвратясь я застал отца за столом: он ждал меня. Я съел кусок чего-то, потом мы сели на лошадей, и я отправился, проклиная судьбу.
Как тяжело, дорогой Панин, отказаться от света при самом начале наслаждения им, как жестоко быть удаленным из дома, где жилось так восхитительно, благодаря присутствию стольких друзей, и покинуть нежно любимую милую в минуту, когда воздвигалось супружеское ложе.
Ах! В минуту, когда красота мне улыбалась и мне раскрывала объятие... Безвольная игрушка прихотей отца, я должен служить жертвой его честолюбию! Сколько оно мне стоило слез! Что оно будет мне еще стоить!
Парков, 25 марта 1770 г.
XXXI.
Люцила Шарлотте.
В Люблин.
Могла ли бы ты поверить этому? Густав отправился, не сказав мне «прости». Жестокий, гонись в сражениях за безумной славой, беги, куда зовет тебя сердце, но пусть образ несчастной, терзаемой отчаянием, Люцилы тебя преследует постоянно.
В моей душе метутся мрачные мысли: усталость, голод, болезни, сражения, резня...
Ах, Шарлотта, я изнемогаю от горя, и в избытке печали не имею даже силы проливать слезы.
Варшава, 26 марта 1770 г.
XXXII.
Густав Люциле.
В Варшаву.
Увлеченный далеко от тебя волею отца-варвара, я долго искал случая ускользнуть от него. Случай представился наконец для моего успокоения, но слишком поздно для исполнение моих желаний.
Едва прибыл на общее свидание, как судьба распорядилась разлучить нас.
Я урвусь ночью, я пойду при свете луны: завтра на заход солнца я приду в беседку парка. Заклинаю тебя ждать меня там, я живу только для тебя.
Парков, 27 марта 1770 г.
XXXIII.
Люцила Шарлотте.
В Люблин.
Я обвиняла Густава в жестокости и ах! Совершенно напрасно.
При известии о решении, которое обязывал его принять отец, меня охватила смертельная тоска. Я ждала его повидать. Три дня прошло, и он не появлялся. Три дня прошли еще в напрасном его ожидании.
В то время, как я была во власти беспокойства, я узнала наконец, что он уехал.
Ничто не равнялось с моим горем. Боги! В каком состоянии находилась моя душа, когда я получила от него записку. Он назначал мне свидание. Я отправилась раньше назначенного часа. Любовь и нетерпение подгоняли меня.
Глаза мои обращены к месту, откуда он был должен придти, сердце бьется от малейшего шума. Калитка открывается: это он! Он бежит, летит, прижимает меня к груди и смотрит мне в глаза; затем, забыв вдруг о своей печали, он кажется опьяненным удовольствием и в восторге чувств схватывает, сжимает меня заплаканную в своих объятиях и покрывает меня поцелуями.
Пламень его сердца проникает в мое; уста наши сближаются и души ищут слиться; мы сотни раз клянемся в вечной любви и запечатлеваем наши клятвы новыми поцелуями.
Вдруг он прерывает свои ласки, хранить некоторое время молчание, испускает долгие вздохи, склоняет голову мне на грудь, плачет и полным леденящего отчаяние голосом говорить:
«Дорогая Люцила, жестокая судьба разлучает нас, но я оставляю тебе мое сердце; я лечу, куда призывает меня несправедливый долг. Будь мне верна; благосклонное небо скоро возвратить тебе твоего милого».