Похождения Невзорова, или Ибикус
Шрифт:
— Что за люди?
— Покажь документы.
Человек с трубкой шепнул: «Спокойно, это — варта» [2] . Но спутник его отскочил, рванул из кармана револьвер. Рослые бросились к нему, сбили с ног прикладами и, матерно ругаясь, шумно дыша, связали руки, пинками заставили встать и повели.
Во время этой возни человек с трубкой скрылся.
Почти такая же сцена в тот же час произошла в другой части города.
Невзоров, подходя к своей гостинице, внезапно был схвачен двумя выскочившими из-под ворот молодыми
2
Гетманская милиция.
Семен Иванович вылупил глаза, разинул рот, но рот ему тут же заткнули тряпкой. Потащили наискосок к извозчику, повалили поперек пролетки. Молодые люди сели, уперлись каблуками в бока Семена Ивановича, и извозчик на резинках погнал по пустынным улицам.
Все это произошло в несколько секунд. Все же Невзоров успел заметить в тени под воротами третьего человека, — он стоял, подняв на высоту плеча револьвер, поблескивая очками.
Семена Ивановича втолкнули в сводчатую комнату, в затхлый махорочный воздух. Дверь захлопнули. Он подошел к клеенчатому дивану и сел. Напротив у стены, у стола, сидел человек в изжеванной шинели. Над ним, под облупленным сводом, горела лампочка в пять свечей. Человек не спеша копал в носу, глядел на палец, затем вытирал его о подмышку. У него было веснушчатое, широкоскулое лицо, с острым носиком торчком, и закрученные усики.
— Скажите, пожалуйста, где я нахожусь? Я ничего не могу понять, — спросил у него Невзоров.
— А вот в зубы дам — поймешь.
— Все-таки я же должен знать, за что меня арестовали.
Человек в изжеванной шинели уперся обеими руками о стол и начал приподниматься.
Невзоров больше не продолжал беседы. От волнения и скверного воздуха он ослаб. Подобрал ноги, прилег и завел глаза. Но сейчас же со стоном открыл их. Человек у стола продолжал закручивать усики.
Вдруг загрохотала дверь. Трое в солдатских шинелях впихнули в комнату ощеренного от злости юношу. Он стоял некоторое время, вытянувшись, в щегольской бархатной куртке. Через смуглую щеку у него шла кровавая царапина. Затем решительно сел на клеенчатый диван.
— Сволочи, — сказал он и поморгал пышными ресницами. Невзоров посматривал искоса, — где-то он видел этого человека, удивительно знакомое лицо… Рот, как у девушки… Не в кафе ли у «Бома», на Тверской? Ну, конечно — вместе с покойной Аллой Григорьевной и косматым человеком, похожим на бабу…
— Простите, вы не граф Шамборен, художник?
Юноша, точно рысь, повернул голову:
— А! Невзоров!
— Виноват, — поспешно заявил Семен Иванович, — настоящая моя фамилия Семилапид Навзараки. Невзоров — это псевдоним. Представьте: схватили на улице, сижу здесь, ничего не понимаю.
— Поймешь, — сказал человек у стола, — у нас втолкуют.
На этом разговор прервался. Послышался звон шпор. Вошел ротмистр, великолепный блондин в пышных галифе. Трогая мизинцем пробор, он спросил нараспев, как глубоко светский человек:
— Кто здесь — именующий себя Семилапидом Навзараки?
Семен Иванович вскочил,
Матерый полковник, — видимо, из бывших жандармских, — задумчиво курил, свет хрустального абажурчика поблескивал на крепких ногтях его. Невзорова втолкнули в кабинет. Он остановился близ двери, поклонился. Полковник не обратил на него решительно никакого внимания, курил толстую пушку, полузакрыв глаза. Только неясно под столом зазвенела шпора.
Затем негромко, будто обращаясь к невидимому собеседнику, полковник сказал:
— В первый раз едете в Испанию? Никогда не изволили там бывать, граф?
У Семена Ивановича задрожала челюсть, ужас пошел по коже. Он оглянулся, — с кем это разговаривает полковник? Облизнул губы, промолчал. А полковник тем временем повернул львиное лицо, украшенное седеющими подусниками, и, устремив чистый, холодный взгляд поверх головы Семена Ивановича, сказал раздельно:
— Имя, отчество, фамилия?
— Навзараки, Семилапид, — с трудом ответил Невзоров.
— Зачем, ну, зачем, граф, так унижать свое достоинство? Мы же знаем, что вы не Семилапид Навзараки. — И вдруг глаза полковника — яростные, выпрыгивающие — воткнулись в глаза Невзорову, просверлили мозг до затылка… Семен Иванович попятился. Глаза пришили его к стене и перескочили на лист чистой бумаги. Полковник обмакнул перо и записал:
«Навзараки. Года? 37. Место рождения? Херсон. Занятие? Торговля. Превосходно».
Он осторожно поднес к губам папиросу:
— Какого именно рода товар изволите продавать?
— Каракуль.
— Превосходно. Не желаете ли присесть? Нет, сюда, к столу. Так вы говорите, что торгуете сапожным кремом?
— Какой там сапожный крем! — завизжал Невзоров. — Ничего я не знаю про сапожный крем…
Полковник только поднял брови и продолжал писать красивым, длинным почерком. Семен Иванович, почти бессознательно, пошарил в жилете, достал две бумажки, по пяти английских фунтов каждая, привстал и положил их под угол промокашки. Не оборачиваясь, полковник сказал вежливо:
— Мерси. — Положил перо и закурил новую пушку. — Вас еще не подвергали личному обыску? Эта проклятая революция порядком потрепала наш аппарат. В особо деликатных случаях я доверяю одному себе. Разрешите поинтересоваться содержанием карманов.
Он пересчитал деньги Невзорова, вложил в конверт и запечатал: «Будьте совершенно покойны». Затем осторожно развернул паспорт:
— Гм, прекраснейшая работа, — это фальшивомонетчики с Пересыпи. Дорого заплатили? Ну-с, — это все ваши документы?
— За последнее время неоднократно бывал ограблен, жестоко пострадал, ваше превосходительство.
— Странно. Как же вы, граф, едете без мандата на такую ответственную и ужасную работу?
— О чем вы?.. На какую работу?..
— Я спрашиваю, — тут брови полковника слегка сдвинулись, — где мандат? Сокрытие лишь ухудшит ваше положение.
Тогда Невзоров, прижимая к груди трепетную руку, пролепетал:
— Ваше превосходительство, богом клянусь — вы принимаете меня за кого-то другого.