Похождения одного матроса
Шрифт:
— А я, кажется, сказал, что не беру.
— Я буду жаловаться компании! — проговорил рослый господин, отходя.
Билль не удостоил его ответом и продолжал завтракать.
И, когда этот человек вышел, проговорил, обращаясь к Дунаеву:
— Никогда не хвастайтесь, Дун, своими деньгами!
В скором времени явились и оба канзасца. Они заказали себе роскошный завтрак и спросили дорогого вина. Они были в веселом расположении духа, много болтали и много смеялись.
Старый Билль докончил свой завтрак
— Не угодно ли, Билль, попробовать вина? Отличное.
— Благодарю вас, джентльмены. Я вина не пью! — отвечал Билль и вышел из залы.
— А вы, иностранцы, не выпьете ли с нами?
Но Дунаев тоже поблагодарил и отказался:
— Чайк вовсе не пьет. А я пью только спирт! — прибавил он.
Канзасцы больше не просили. А Дунаев сказал Чайкину:
— Не попьем ли чайку теперь?
— Попьем.
Дунаев попросил боя принести две чашки чая.
— А эти неспроста уходили, как ты думаешь? — спросил Чайкин.
— Подозрительный народ! — ответил Дунаев.
— И Билль неспроста отказал тому пассажиру!
— Билль, брат, башковитый человек.
— И я так полагаю, — продолжал Чайкин, прихлебывая горячий чай, — что эти самые подговорили нового пассажира. Недоброе у них на уме.
— Не бойся, Вась, справимся с ними, если что… Опять так же сидеть будем в фургоне, как и сидели. Вроде бытто сторожить их! — сказал с улыбкой Дунаев.
— А нехорошо все это! — раздумчиво проговорил Чайкин.
— Что нехорошо?
— С опаской ехать. А еще Америка!
— Да ведь это только тут опаска… в глухих местах. А в прочей Америке ничего этого нет… Здесь, сам видишь, пока пустыня! Пойми ты это, — говорил Дунаев, видимо, желавший защитить Америку перед Чайкиным.
— Народ отчаянный! — снова вымолвил Чайкин.
— По этим местам отчаянный, потому как сюда со всей Америки самые отчаянные идут… Но только ты, Чайкин, напрасно обессуживаешь. По одной паршивой овце нельзя все стадо ругать. Так ли я говорю?..
— Да я и не ругаю… Я только сказываю, что в опаске нужно жить… Однако валим, братец, в лавку. Надо еще провизии купить на дорогу!
Они расплатились и вышли из гостиницы. В одной из ближних лавок они купили сообща окорок, сухарей и лимонов.
Когда они вернулись. Старый Билль запрягал лошадей. Куча любопытных стояла на дворе.
— Садитесь по-прежнему! — шепнул Билль, когда Чайкин подошел к фургону. — Скоро вам с Дуном будет удобнее! — прибавил Билль.
Чайкин махнул головой, не понимая, впрочем, о каких удобствах говорил Билль.
В числе любопытных он заметил того самого рослого детину, который просил Старого Билля взять его пассажиром. Заметил он также, что, когда оба канзасца проходили через кучку собравшихся людей, этот высокий «джентльмен» что-то шепнул молодцу со шрамом на лице.
— Так
— Небось не выгорело!
— Дошлый этот Старый Билль. Однако давай уложим хорошенько наши вещи, Дунаев.
Они переложили все вещи в переднюю часть фургона и, покрывши их сеном, устроили себе более или менее удобное сидение. Около было положено и ружье Дунаева.
Таким образом, фургон был, так сказать, разделен на две части.
Был двенадцатый час утра, и солнце жарило невыносимо.
— Опять нудно будет! — промолвил Чайкин.
— Ддда… жарко. Ну да теперь уж недолго маяться. Перевалим Скалистые горы и въедем в Калифорнию… А там и дорога лучше, и города чаще, и не будет больше пустынных мест… Там народу больше живет.
— А до Франциск далеко?
— Ден в шесть доберемся, бог даст!.. А там я тебя, Чайкин, устрою у чехов, где стоял. Хороший, безобманный народ. Ежели есть свободная комната, пустят.
— Я ненадолго. Как место получу, и поеду на ферму. У меня письма есть.
— Если откажут по письмам, ты через контору. А то знаешь, что я тебе скажу, Чайкин?
— Говори.
— Поступай ко мне в лавку приказчиком, мясом торговать. Понравился ты мне.
— Нет уж, я попробую в деревню… Спасибо тебе, Дунаев.
— Как знаешь, а только и торговать выгодно. И жалованье бы тебе положил, и ели бы вместе, и когда по-русски перекинулись бы словом.
— Лестно-то это лестно, а все-таки я прежде попытаю на ферме поработать… Там я и в силу войду! А то щуплый я… А земля здоровья даст.
— Пожалуй, оно и так. А ты на праздники ко мне приезжай, если ферма, как ты говорил, совсем близко от города.
— То-то, мой капитан сказывал, что близко… И я беспременно буду приезжать. Как земляка да не проведать…
Земляки говорили довольно громко по-русски, и этот неведомый язык обратил на себя внимание нескольких лиц из глазеющей публики.
И один из зевак, видимо сгоравший от любопытства, наконец не выдержал и, приблизившись к русским, спросил:
— На каком языке вы говорите, иностранцы?
— На русском.
— Вы, значит, русские?
— Русские.
— Очень хорошо. Позвольте пожать ваши руки, джентльмены… Билль! Не уезжайте пять минут… я хочу сказать речь.
И, не дожидаясь согласия Билля, этот господин взобрался на облучок фургона и зычным голосом крикнул:
— Леди и джентльмены! прошу выслушать внимательно то, что я буду иметь честь сейчас сказать вам. Настоятельно прошу вас, леди и джентльмены, не говорить, не кашлять и не плевать в течение пяти минут, если только это для вас возможно, в чем я, впрочем, сомневаюсь.
В толпе раздался смех. Но тем не менее толпа приблизилась к оратору и плотно сомкнулась. И моментально наступила тишина.