Похождения отставного полковника Плохоты
Шрифт:
У Чумички этого брови под шапочку ушли, глаза расширились, стали, как у удивлённого крокодила, не поймавшего зебру.
– А что, Владислав Сероштанов, считаете, что вы вполне здоровы?
– Совершенно здоров - говорит паршивец, - только у меня признали на комиссии остеохондроз, нашли плоскостопие и ещё у меня иногда видения всякие бывают.
Чумичка почесал затылок под пилоткой и давай опять наседать на Владьку.
– А мы сейчас проверим вас.
– Не отключаетесь ли вы иногда? Не страдаете ли падучей?
– Нет, извиняюсь. Правда, один раз я чуть было не упал возле Красной площади, когда меня задел скейтбордист. Но это
В общем, совсем запутал этого Чумичку, но он всё не унимался. Пристал к Владьке, как бультерьер к крысе.
– Бумага тяжелее картона?
А Владька ему:
– Я её не вешал.
– Можете нарисовать южный ветер?
– Могу подуть на вас горячим феном, - парирует мой сынок.
– Достаточно, - лаконично сказал Чумичка и вывел нас из кабинета.
Теперь мы с Владькой ходим по разным врачам, обследуемся. Никто так и не решился точно сказать в себе мой сынок или нет. Направили его в районную психиатрическую клинику на исследование с целью выяснения, в какой мере его психическое состояние является опасным для окружающих. Такие дела.
– Мдя-я...- задумчиво протянул Захар Сергеевич, - ты звони, если будет нужна помощь, а то давай я его в армию по своим связям пристрою. Подберу теплое местечко. Писарчуком. Судя по всему, парень он у тебя с головой. Армии такие кадры нужны. Ты меня знаешь, лично буду следить за твоим сынком.
– Нет, - отбрыкнулся Колька, - я и сам мог бы его пристроить, но не буду, поди ещё в Чечню сошлют или ещё куда. К пенсионерам не сильно прислушиваются. Лучше мы по клиникам походим, авось и вовсе не заберут. Ну, бывай. Привет Рите.
Предпасхальное утро выдалось ясным. На ярко голубом небе не было ни облачка. День обещал быть тёплейшим. Рита аккуратно складывала в корзинку разноцветные яички, поллитровку беленькой, бутерброды, воду.
Наконец сборы закончились, и они отправились на кладбище. Все дороги были забиты машинами. Народ разъезжался кто куда. Одни на дачу, другие на кладбище, третьи и вовсе колесили по городу в поисках развлечений.
На кладбище вместо тишины царили Содом и Гоморра. Народу собралось, что на ярмарку выходного дня. Кругом по дорожкам сновали разноцветные толпы женщин, мужчин и детишек. Такое оживление никак не вязалось с мыслями о бренности существования всякого индивидуума.
Как ни чаял Захар Сергеевич посидеть в тишине, ничего из этого не вышло. На граничащей с их могилой скамейке сидели два громко разговаривающих мужика. Оба явно из потомственных пролетариев. В руках обоих поблёскивали гранёные стаканы, наполовину наполненные бесцветной жидкостью, рядом валялась разноцветная скорлупа. Один рассказывал другому.
– Толян! Батька мой тут лежит. Всю жизнь был неудачником. Кругом ему не везло. Сначала мост под ним проломился, потом как-то телега со скарбом перевернулась, в прошлом году дом горел, он чудом спасся и таки умер на прошлую пасху. Так вот на третий день, в его могилу молния ударила. Видишь березу сломанную? То-то и оно.
Второй наливая стакан, брякнул:
– Это был контрольный выстрел.
– Рита! Подержи мои яйца, - передал корзинку жене Захар Сергеевич, - пойду мужиков успокою.
– Уважаемые! Нельзя ли потише? Здесь не балаган, а место успокоения. Чем водку пить, лучше бы обломки березы убрали.
– Уйди дядя со своими березами, - отозвался белобрысый, - сейчас ворон распугаешь, не отмоешься потом. Убирай свои два метра.
– Ах ты...консул
В этот момент зазвонил мобильный телефон. Рита поставила корзинку на землю и взяла трубку:
– Не можете дозвониться Захару Сергеевичу? Из литературного общества? Он сейчас на кладбище. Когда умер? Тьфу, на вас, он живёхонький здоровехонький. Оградку красит. Собрание в понедельник? Передам. Захар! Помощник главного редактора звонил, тоже с кладбища, говорит собрание в понедельник.
– Помянуть и похристосоваться спокойно не дадут, - буркнул Захар Сергеевич. покосившись на мужиков.
– Рита! Налей, что ли беленькой. А то мне всегда не по себе на кладбище.
– Чего так?
– отозвалась она, - не так страшно на кладбище, как чихнуть в пустой квартире и услышать "Будь здоров". Бояться надо не мертвых, бояться нужно живых.
– Вот помню, случай в полку на пасху у нас был, - закатил глаза Захар Сергеевич, перекатывая в руке пластиковый стаканчик с водкой.
– Нужно было срочно дозвониться полковнику Христенко накануне праздника. Я свою лучшую связистку Верочку вызвал, она меня соединила с ним. Ну, я и спрашиваю его "Привет, мол, чего делаешь? А он мне отвечает, - яйца крашу в зелёный камуфляжный". Ну-у, думаю, оттопырился Христенко, видать генерал армии к нему едет, оказалось ветрянка у него.
Тем временем мужики на лавке собрались в гости:
– Надобно зайти в живой уголок, - сказал первый.
– Это к сторожу что ли?
– отозвался второй.
– Ага, к нему родимому. Он мне бутылку должен. Пошли.
– Пшли, - икнул второй, после чего оба растворились среди оградок.
Наконец воцарилась долгожданная тишина.
– Вечером пойдём на Крестный ход, - сказала Рита, - так что не увлекайся спиртным.
– Да погоди ты, - расслабился Захар Сергеевич, присаживаясь на освободившуюся лавку. Вот помнится в далекие приснопамятные времена, когда попы ещё работали на совесть, а не на прибыль, все очень любили ходить смотреть на крестный ход. Особенно молодежь. Я тогда ещё не был на тебе женат. У нас это было такое развлечение, неформальное молодежное культурно-массовое мероприятие. Я был комсомольцем, а мероприятие это партией и правительством не особо поощрялось, а даже наоборот, порицалось. И если в обычные дни церковь была отделена от государства просто забором, то на крестный ход она огораживалась ещё и усиленными патрулями милиции. Милиция, с одной стороны, охраняла верующих от посягательства пьяных дебоширов, а с другой - оберегала слабые души нетрезвых чаще всего атеистов от соблазна падения в пучину мракобесия и православия, а это с точки зрения партии и правительства было одно и то же.
Погода стояла преотличная. А я тогда с Петькой из нашего класса дружил. Он мне и предложил "Айда на крестный ход!?"
Петька был товарищ авторитетный. Лучший комсомолец нашей школы и при этом жутким прощелыгой. Наставник, комсорг, и пройдоха каких свет не видывал. Если б знал, чем всё это закончится, не поехал бы. Но в тот момент это показалось весьма оригинальным продолжением пасхального вечера. Взяли с ним портвейна две бутылки. Крепко выпили и пошли к церкви. Менты нас приняли практически сразу. Может быть, у них был план, может просто, разгар лютой борьбы за трезвость. В машине, когда мы подавленно молчали, понимая, чем может быть чревата наша ночная прогулка, Петька неожиданно сказал. "Захар. Вали всё на меня". Это было странно и неправильно.