Похождения штандартенфюрера СС фон Штирлица после войны

Щербаков Андрей Михайлович

– А я во що предлагаю, - поправляя папаху с красной полосой, сказал Геббельс, вместе с Борманом пробравшийся к Мюллеру в кабинет.
– У дворе подле этого ... як его? ... Рейхстагу, стоить бочка такая... с колесами ... як ее?

– Цистерна, - услужливо подсказал вездесущий подхалим Шеленберг.
– Во-во!
– обрадовался Геббельс и продолжил свою мысль. А в ей этот, як его ... ну, горилка така недоперегната ... Закончив свою длинную мысль, Геббельс высморкался в пиджак Бормана и вытер потные ладони об свои красные

штанины.

– Коньяк!
– восхищенно облизнулся Шеленберг.
– Уже пустая, - заметил коварный Штирлиц.
– Только литров двести осталось. Но у меня есть очень хорошая идея.

– Яка?
– вылупил красные глазки Геббельс, вытирая нос.

– Я хочу подвесить под люк этой цистерны весь коньяк, который остался, а мы будем сидеть внутри.

– Ну, це не гарно ...
– мысли о коньяке покинули Геббельса, он поправил папаху и с гиканьем удалился, позванивая шпорами.

– А ванна и телефон там есть?
– неожиданно спросил Мюллер, большой любитель комфорта.

– Нет, - ответил Штирлиц.
– И фонтана с садом тоже нет. И секретарш тоже, так что партайгеноссе Борман может не ехать.

– А я что? А я ничего, - проснулся от мыслей о коньяке Борман. Все сочли своим долгом похлопать Штирлица по щеке, сказать " Вот такие мальчики спасут Германию " и удалиться собирать вещи.

Штирицу эта процедура не понравилось, так как он очень боялся, что у сотрудников Рейха могут быть грязные руки. Из всех сотрудников Рейхканцелярии мыл руки после посещения ватерклозета один Мюллер.

***

Ранним утром в никому не известном предместье Парижа голодные американские солдаты разбирали завалы. Во дворе полуразрушенного дома они нашли полудохлую корову и цистерну с армянским коньяком. Корова равнодушно смотрела на союзников глупыми зелеными глазами.

– Майк, посмотри, эта цистерна полна коньяку, надо ее отправить в Штаты! восторженно заорал один из солдат, обладатель на редкость рваных штанов.
– Ты дурак, Боб, мы и сами можем это выпить, - сказал другой, вытирая свой красный нос, выдающий его принадлежность к некоторой профессии.
– А корову я отвезу на ранчо.

– Нет! Я, пожалуй, заберу цистерну домой, и дома выпью, заявил Боб.
– А корова мне не нужна, у меня на ранчо курицы есть!

Остальные посмотрели на него негодующе.

– Не боитесь, поделюсь, - поспешил пообещать напуганный вытащенными кольтами Боб.

***

Цистерна, наполненная людьми, была перетащена на борт теплохода "Virginia". Шелленберг, увидев в дырку название теплохода, засмущался и собирался вылезти, но его уговорили не дурить. Теплоход отчалил, зверски пыхтя и шлепая колесами по воде.

– Штирлиц, уберите этот чемодан, - негодующе пропищал Борман, которому замок от чемодана прищемил ухо.

– Это не чэмадан, это кашэлек, - с грузинским акцентом заметил Штирлиц, убирая чемодан

и отпуская Мюллера.

– Ох, курить хочется, - простонал Айсман, гулко стукаясь головой об стенку цистерны.

– Возьми "Беломор" в кармане пиджака, - сказал Штирлиц, пытаясь спичками зажечь металлический электрический фонарь. Кто-то толстыми пальцами Бормана начал сосредоточенно шарить по его карманам.

– Штирлиц, это ты хорошо придумал повесить под потолком бочку с армянским коньяком, а то бы мы тут плавали в спиртном и схватили бы белую горячку, заметил Борман, потирая прищемленное ухо.

– Только бы эти янки не надумали устроить пьянку по пути, - заметил Штирлиц, отдирая руки Бормана от своих карманов.
– Ох, не накаркай, - заметил Геббельс и набожно перекрестился.

– Черт, не горит, - прохрипел Штирлиц, бросая коробок на дно цистерны.

– Штирлиц, а Вы не подумали, как мы отсюда выберемся? спросил Борман, облизывая вытащенную из кармана Штирлица банку варенья.

– А это не ваше дело, партайгеноссе.

Ранним утром из Брестского порта, во Франции, отчалил теплоход, державший путь в Нью-Йорк. Вся верхушка Третьего Рейха, порядочно укачанная во время перевозки цистерны, сидела на дне, покрытом окурками "Беломора", и томно смотрела на свисающую с потолка бочку с коньяком. Бочка соблазнительно покачивалась, и, расплескиваясь, коньяк капал вниз. Айсман негодовал. Любимый Фюрер, которому посчастливилось сесть под ней, к досаде всех офицеров, не пил, и от такого капанья жутко страдал. Также страдали и все остальные. Первым не выдержал Айсман. Он встал и, спотыкаясь о разложенные на полу чьи-то ноги, пересел поближе к любимому Фюреру.

– Подвиньтесь, - угрожающе заявил он и блаженно подставил широкую пасть с золотыми клыками под ниспадающую сверху струю.

Алкоголь быстро довел его до привычного состояния. Он попытался полезть к Фюреру целоваться, но вежливый Фюрер на редкость больно дал ему в глаз, не отрываясь от своих рассуждений на тему смысла жизни. Приняв Геринга за женщину, Айсман галантно сел ему на ноги. Геринг поморщился и, двигая толстым телом, попытался спихнуть его.

– Но мадам!
– возмутился Айсман, но, получив удар кастетом по голове, упал к ногам Штирлица.

Вскоре они почувствовали, что в цистерне стало нестерпимо душно. Одуревший от темноты и вони, которую извергали носки Фюрера, развешенные по стенкам цистерны на булавках великого мерзопакостника, Борман с яростным рычанием вцепился зубами в ногу Штирлица.

– Штирлиц, если ты хочешь ходить на двух ногах, открой окно, - мягко попросил Шелленберг, отскакивая от разъяренного Бормана подальше.

– Вы не в кабинете, партайгеноссе, - заметил Штирлиц, методично колотя кастетом по голове Бормана, который кусался так яростно, что не чувствовал ударов по голове.