Поиграем со смертью?..
Шрифт:
— Мы не помешали? — съехидничала я, а Лешка завопил:
— Инка! Оттащи от меня этого придурка!
— Я обижусь! — оскорбился Сатклифф.
— Сделай милость! — фыркнул брат.
— Я тебе так не нравлюсь? Но ведь мы похожи! — заявил жнец, а я мысленно захихикала. И он заметил. Ну, ожидаемо, что уж… — Этот дивный цвет волос, любовь к смерти и демонам, такие чудные атрибуты, как эта дивная люстра! Давай же окрасим тебя в алый!
— Забываетесь, гражданчик! — возмутилась я. Вот ещё, брата он моего убить вознамерился! Так я и отдала мою личную подушку для морального
— А я и не убью, — маньячным тоном ответил Сатклифф и расплылся в ухмылке акулы-садистки. Где там демонов носит?! Хотя… Стоп, истерика; вернись, логика.
— Значит, игры любите, господин Сатклифф? — протянула я. Грелль ведь далеко не идиот, судя по манге, но его слишком часто упрекали в неблагоразумности — может, стоит на это надавить?
— Ну, допустим, — поморщился он, явно не желая общаться с какой-то женщиной. У него это на морде лица прямо-таки аршинными буквами написано было.
— Тогда почему бы Вам не сыграть с моим братом? — Грелль явно заинтересовался, ибо перестал смотреть на меня, как на отходы жизнедеятельности лангуста, а я продолжила: — Если Вы сумеете добиться его любви — именно любви, платонической — до того, как отыщется аномалия, он с Вами согласится встречаться. Если нет — Вы не будете иметь права к нему прикоснуться. Насилием любви братца не достичь, равно как и домогательствами, а потому игра очень и очень сложная. Ну как?
— Инна! — возмутился Лёшка, а я фыркнула. Он дурак? Лучше бы подыграл мне!
— И чем эта игра лучше попытки сделать Лёшечку моим с применением силы? — озадачился Грелль, нахмурившись. Он отпустил Лёшика, подбоченился и явно пытался прикинуть, забавно будет сыграть по таким правилам или нет. Об этом, кстати, догадаться было не сложно, потому как мимика у Греллюшки очень живая и передает эмоции только в путь.
— Она поможет Вам научиться терпению, а терпение поможет завоевать Себастьянчика, — наступила я на любимую мозоль жнеца. — А ещё, если Вы покуситесь на честь Лёшки, я буду вынуждена обратиться за помощью к Вашему начальству. И последнее, но самое важное: эта игра — словно квест с элементами пошаговой стратегии. Вас, помнится, в Вашу бытность дворецким мадам Рэд обвиняли в глупости? Спирс вечно в том же попрекает? А тут — возможность доказать, что Вы умеете играть в логические игры и побеждать.
Сатклифф явно призадумался. Он стоял, уперев руки в боки и сверля взглядом алый ковёр, а на губах его играла напряжённая улыбка. Лёшка заметно нервничал и переминался с ноги на ногу за спиной жнеца, а мы с Диной как стояли в дверях, так и продолжали стоять. Наконец, Грелль маньячно рассмеялся и заявил:
— Идёт! Я в это сыграю! Но с одним условием!
— С каким? — нахмурился мой братик.
— Аванс! — пропел Сатклифф и, подмигнув, послал ему воздушный поцелуй.
— Какой? — ещё сильнее нахмурился Лёшка.
— Поцелуйчик. Скромненький. Ммм? — хитро прищурился Грелль.
Настало время Лёшке впасть в раздумья и трагизм. На лбу его залегла складка, размером с Аргунское ущелье, а губы превратились в едва различимую полосочку, причём глаза были полны вселенской
— Один поцелуй невинный, и после этого ты меня не лапаешь, ясно?!
— Согласен, — ухмыльнулся Сатклифф, и мы с Динкой подавили ехидные улыбочки. Кстати, если у кого возник вопрос: «А почему Дина не против?» — задам встречный: «А почему она должна быть против?» Ведь они с Лёшкой именно друзья и никогда не встречались. Так что вывод напрашивается сам собой.
А тем временем Грелль захлопал в ладоши и со счастливым выражением лица повис на шее моего братца, с таким отвращением на него взиравшего, словно целовать собрался таракана.
— Ушли бы хоть, — раздраженно бросил он нам с Динкой.
— Не-а, мне любопытно, — ухмыльнулась я. — Или ты решил перевести поцелуй в нечто большее?
— Я не против! — пропел Сатклифф.
— Оставайтесь, — сдался Лёшка, опасаясь открывшихся перспектив.
Жнец явно опечалился, а мой несчастный брат (без сарказма говорю), преодолев отвращение и вспомнив свою бытность би, прижался губами к губам красноволосого мужчины, любящего делать вид, что он женщина. Сатклифф не стал терять время: обхватив шею моего братца передними конечностями, он явно захватил того в плен и отпускать не собирался, Лёшка же как стоял с опущенными руками, так и остался стоять, и только кулаки сжал от бессильной ярости, да глаза закрыл, чтоб господина озабоченного жнеца не видеть. Наконец, он сумел-таки вырваться и, тут же отпихнув Сатклиффа, начал вытирать губы, а тот оскорбился:
— Я так не играю! Что за неуважение?
— Заключили договор? — прекращая процедуру стерилизации собственных губ, спросил Лёшка.
— Нууу, да, заключили! — нехотя отозвался Сатклифф. — Потому что заигрывать я могу с Себастьянчиком и с Легендарным, а ты будешь моей игрушкой!
Ну, хоть так. Зато не будет опасности, что Грелль под покровом ночи заявится к Лёшке и алой тенью превратит моего братца в мальчика-гея. А уж в том, что выиграть Сатклиффу не удастся, я не сомневалась. Лёшка вообще к любви относится скептически и считает, что её на свете нет, а есть лишь химическая реакция организма и страсть. А ещё, что где-то, может, любовь и существует, но найти её — это как найти Грааль. Нереально.
— Отлично! — раздался грохот падения булыжника с души моего братца, выраженный во вздохе облегчения, а затем этот самый братец помчал в душ — чистить зубы, кажется…
Думаете, мы тряпки? Что я, что он? Может быть, а может быть и нет. Потому что брат мой был би, и это для него не такая уж психологическая травма, а вот если бы жнец, обладающий сверхчеловеческой силой, решил его «окрасить в алый» или превратить в гея насильственными методами, вряд ли это бы прошло без последствий. Потому мы выбрали из двух зол меньшее. Это не слабость. Это разумное решение. Зато теперь честь моего братца в относительной безопасности. Главное, чтоб мистическая аномалия слово сдержала.